Глава 10
Праздники в нашей семье — дело особое. На день рождения всегда получаю от бабушки «практичную» вещь вроде аляпистого шерстяного свитера, который никогда не надену. Вечером мы съедаем по кусочку торта и ложимся спать. Отмечать праздники у нас не принято. Елку на новый год мы тоже не наряжаем.
Для бабушки существует только два праздника – Троица и Пасха. Первый она называет «общественным». Его отмечают «всем миром» - выносят на улицу столы, табуретки. Каждый приносит что-нибудь из съестного. Повсюду березовые ветки с молодыми листочками. Все чинно и свято как в старые времена. Но благодушие и спокойствие длятся недолго. Заканчивается день обычной пьяной дракой. Дерутся все – и женщины и мужчины. Даже бабушка, поддавшись однажды общему настроению, изобьет своей клюкой соседку за то, что ее яблоня бросает тень на наши помидоры.
Другое дело – Пасха – тихий семейный праздник. На Пасху бабушка печет куличи. Один мы съедаем за праздничным столом, другой раздаем соседским ребятишкам.
Накануне Светлого воскресения я встаю рано. Нужно успеть в соседнее село, в храм Святой Троицы. Беру еще теплые куличи, разноцветные яйца и иду их святить. У нас мало кто ходит в церковь.
- А я вот так яички-то покрещу, - говорит бабушкина подруга бабка Серафима, - и буде.
И размашистыми движениями водит над столом тяжелым серебряным крестом.
Вместе со мной в церковь идут Гороховы, муж и жена. Рядом — Тошка, сзади плетётся Женька Иванов. Он устал, хочет спать. Женька зевает и всем своим видом показывает, как ему надоело идти. Если бы не его бабка, в жизнь бы не пошёл. Тошка на удивление молчалив и сосредоточен, внимательно изучает землю под ногами.
- Что за чушь! - возмущается Женька. - Идти к чёрту на рога, чтобы мужик в платье побрызгал водой на кусок хлеба. И свершится чудо! Аминь! - заканчивает он зло.
Тошка резко останавливается. Сегодня он сам не свой.
- Никогда так больше не говори! - кричит он. - Бог тебя накажет!
- Бог? - смеётся Женька. - Что-то я его ни разу не встречал.
Я молча иду дальше. Тошка, весь красный от возмущения, впервые не знает, что ответить.
- Морозова! - окликает меня Женька. - Может, и ты у нас верующая? Ответь дураку: есть Бог?
- Не знаю, - говорю. - Я ещё не решила.
Женька смеётся.
- А я не верю, - сбивает меня с толку Тошка. - Я знаю... точно знаю, что он есть, а остальное... остальное частности.
- Поп недоделанный! - Иванов разворачивается, направляясь домой. Ему больше не хочется никуда идти.
Я думаю о Младшом, до старости оставшимся наивным ребёнком, искренне верующим и никогда не навязывавшим свою веру другим. Никогда он не осуждал и не проповедовал. Только тускнели его ясные голубые глаза, болела душа от чужого неверия. Жена его, Маруся, такая же тихая и скромная. Если подумать, то и вспомнить о них двоих почти нечего. Сейчас Младшой уже наверняка в храме. Словно и с вечера не уходил.
Красивый храм в Васильевке. Блестят на солнце золотые купола. Когда-то и в нашей деревне стояла церковь. Это её хотел восстановить, но так и не сумел Младшой. Мимо холма, на котором она возвышалась мы и идём. Много лет назад кресты сорвали, колокола сбросили, арестовали священника отца Сергия.
В то время бродил по окрестностям юродивый Арсюшка. С иконой Богородицы в руках предрекал конец света. В тот год и сгорела Светловка. Арсюшку обвинили в сглазе, избили, а икону отобрали. Полуживой приполз он на холм, свернулся калачиком среди церковных развалин и умер.
Там же среди осыпавшихся от времени стен мне является белая фигура. Тошка тоже её видит. Он хватает меня за локоть и шепчет: «Арсюшка!»
Моё сердце замирает. Тишина.
- Это ангел! - внезапно понимаю я.
От чувства причастности к великому и непознанному хочется плакать. Я моргаю, и фигура исчезает, растворившись в воздухе. Игра света. Или всё же нет?
На кладбище ходили несколько раз в год. Обязательно на Пасху. Как не просил, как не уговаривал Младшой обождать, не слушали.
- Не ходят на Пасху! - причитал он. - Негоже великий праздник в поминки превращать! Радоваться нужно, а мы скорбью маемся!
- Как не ходят-то! - возмущалась бабушка Нина. - И Поплавские ходят, и Рогожины... вся деревня ходит, а он противится!
- Хотя бы до Радоницы потерпите! - умолял Младшой.
Его не слушали. Собирались все вместе и шли. Ничего не оставалось Младшому как подчиниться и всю дорогу вздыхать потом и, быстро крестясь, приговаривать:
- Прости, Господи, души грешные, ибо не ведают, что творят!
Потом останавливался и добавлял:
- И меня прости, дурака грешного!
Однажды по дороге на кладбище нам повстречалась гадюка. Свернувшись она лежала на большом плоском камне, грелась на солнце. Тут же всполошилась бабушка Нина. Закричала, замахала руками.
- Ой, не кричи! - испугалась Нюта маленькая. - Она проснётся и всех нас искусает!
- Змеи — совершенно глухие существа, - авторитетно заявил Середняк. - Она не услышит.
- Слава Богу, - выдохнула Нюта маленькая.
- Но у змей очень развито обоняние, - продолжил Середняк.
- Ой, мамочки, - Нюта маленькая буквально окаменела от страха.
- Прибить гадину! - решил Старшой озираясь в поисках подходящего орудия.
- Не надо, - остановил его Младшой. - Всё ж тварь Божия да и неправильно это в праздник смертоубийство совершать.
Мы медленно, почти крадучись, обошли змею стороной.
- Аккуратней клади! Аккуратней! - приговаривал Младшой. - Конфетки на землю не клади! Ребятишки придут, возьмут покушать, а там земля. В пакетик аккуратненько пристрой!
- Какие ребятишки? - Нюта большая разогнулась кряхтя, уставилась на Младшого с удивлением. - Не им гостинцы — усопшим!