«Так просто?» – написала в ответ.
«Зачем усложнять?»
Я постаралась успокоиться. Открыла его страничку. Леонид Морозов. Город не указан. Судя по фото он пополнел, отрастил бороду.
«Приезжала Саша. Искала тебя».
«Какая Саша?»
Так. Спокойствие, только спокойствие!
«Из Нижневартовска. У неё сын от тебя».
«А, эта! Да и кто сказал, что это мой сын?»
Я со злостью захлопнула крышку ноутбука. Не хочу! Не желаю читать его сообщения! Это не мой Лёнька! Мой был другим! Моему было не пофиг! У моего в груди билось сердце! Настоящее, живое сердце!
Тошка сказал, чтобы я не забивала себе голову, что Лёньку всегда штормило, а мои воспоминания о нём всего лишь мои воспоминания. Мы даже поругались в тот день, доказывая друг другу свою точку зрения. Потом помирились. Потому что мы живые люди. Потому что нам не всё равно.
Спустя пару дней брат написал мне целое письмо, пытаясь объяснить свои взгляды на мир.
«Груша, – писал он, – ты наверняка обижена на меня, быть может, даже зла. Но я уже говрил тебе, что всего-навсего пытаюсь быть счастливым. А быть счастливым значит лишь одно – быть свободным от мест и людей, от чувств и навязанных обществом стереотипов. Для чего излишние волнения на ровном месте? Знаешь же, что нервные клетки не восстанавливаются. Так зачем сокращать себе жизнь и гробить здоровье переживаниями, которые выеденного яйца не стоят?
Ты всерьёз переживаешь за Сашу, но она взрослая женщина. У неё сын, поздний ребёнок. Она уже и не надеялась. Сколько в стране одиноких женщин, совсем одиноких, без детей. Сыновья растут без отцов и прекрасно вырастают. В чём трагедия? Мне что нужно было сидеть подле них и мучиться только потому, что так принято? Связать себя по рукам и ногам? Увязнуть в пошлой бытовухе? Сначала мне даже нравился подобный образ жизни, но потом захотелось всё изменить. Невозможно же в самом деле жить так, как тебе не хочется.
Саша эта, сказать по правде, блаженная дурочка. Я удивлён, что она ещё в церковь не ходит или в секту не вступила. С её-то характером! У тебя есть с ней связь? Если да, то скажи ей, чтобы не переживала из-за того, из-за чего переживать не следует. Пусть живёт, как хочет! А я буду жить так, как хочу я.
Я раньше тоже трепыхался, надеялся понравиться всем и каждому. Стишки писал, даже роман задумал. Но никому моя писанина не нужна. Так зачем стараться? Выворачивать себя, пытаться сотворить что-то дельное? Зачем, если не оценят, не прочтут и не напечатают?
Я ведь объяснял тогда. Помнишь Чехова? Ведь если всё однажды в прах превратится, то какая разница, как я жил? А в бога я не верю, сама знаешь».
Я плакала. Написала в ответ единственную фразу «Ты мне противен» и плакала. Я могла бы вступить с ним в спор, объяснить, что Чехов имел в виду совсем другое. Спросила бы, счастлив ли он теперь? С кем он теперь? Но я не могла. Бесполезно и слишком больно.
Больше мы не общались.
– Знаешь, – сказала мне как-то Саша. – Мне совсем не хочется ему писать. Но иногда я захожу на его страничку и читаю надпись «Заходил два часа назад» или «Заходил вчера» и успокаиваюсь. Значит он жив.
Я не стала говорить ей, что делаю тоже самое.
Эпилог
Однажды я вернусь. В то место, где выросла. Небо будет голубым-голубым как когда-то в детстве. Деревня зарастёт высокой травой, и я поражусь тому, как бесприютно выглядят заброшенные дома, дома, в которых когда-то кипела жизнь. Я дойду до памятника с красной звездой на треугольной вершине. Там я увижу Таню.
– Смотри! – скажет она. – Надписи совсем стёрлись. Разве так можно? Почему за ними никто не следит? Неужели всем всё равно?
Мне станет стыдно, и я помогу вырвать траву и мы вместе перепишем в блокнот имена погибших односельчан, чтобы не забыть и позднее снова вывести их имена на памятнике.
Потом мы отыщем старые качели. Деревянное сиденье давно сгнило, а железный остов стоит. Босиком мы встанем на горячие от солнца перекладины и начнём раскачиваться.
– Помнишь ту женщину в цветастом платье? Как она решила нас прокатить? Кажется, это была твоя тётя Маруся.
Я помню. Женщина стояла на одной стороне длинного сиденья. Мы с Таней и ещё с кем-то из детворы скучились на другом. Женщина смеялась, ветер развевал подол её платья, качели двигались всё быстрей и быстрей.
– Держитесь крепче! – закричала она, и качели сделали полный оборот.
– Ура! Солнышко! – развеселилась женщина. Сиденье подо мной стало мокрым.
Я посмотрю на Таню, на её сияющее лицо, а после замечу цепочку на её шее с огромным уродливым камнем.
– Помнишь Нюту большую?
Помню. Походы в город, во время которых обязательно нужно было что-то купить на память. Ужасный камень достался моей подруге в подарок после одного из них. Нюта большая утверждала, что это янтарь. Таня носила камень не снимая, чтобы не обижать старушку. Потом убрала подальше. И вот снова.
– Память, – скажет она. – Ниточка, ведущая к прошлому. Помнишь, как хорошо было?
– Разве сейчас плохо?
– И сейчас хорошо. Просто прошлое, оно необходимо. Человек без прошлого мёртв. Смотришь на этот камень и вспоминаешь. Не знаю, как объяснить...
- С каждой избою и тучею, С громом, готовым упасть, Чувствую самую жгучую, Самую смертную связь, – скажу я.
– Ты читаешь мои мысли, – улыбнётся Таня.
– Не я. Николай Рубцов.
– И он прав на все сто!
Над нами пролетит самолёт, и Таня закричит:
– Быстрей! Загадывай желание!
Прямо как в детстве.
– Что ты загадала? – спросит она.
– Не скажу! Иначе не сбудется.
– А мы сбудим!
– Нет такого слова!
– Ну, и что! Главное не это. Главное, что если очень захотеть, то можно воплотить в жизнь любое желание.
Мы спрыгнем с качелей и пойдём. Куда? Не всё ли равно. Главное – вперёд, навстречу жизни, большой и удивительной.