Драко улыбался как мартовский кот, наевшийся сметаны. Гермиона недовольно фыркая протопала к нему, уперев руки в бока. Как она любила.
— Милая, ты в последнее время чересчур эмоциональная и дёрганая, — Малфой мягко улыбнулся, и потянулся к ней. Получив солидный шлепок по кисти, он отдернул руку, недовольно ворча.
— Дверь!
— Правило.
Простонав нечто нечленораздельное, она склонилась к его лицу, мазнув губами по его губам. Но Драко в любом случае не удовлетворил бы этот недопоцелуй, поэтому он ловко подхватил её под колени и целомудренно усадил к себе на ноги. Однако поцелуй, в который он её вовлек, был далеко не невинный. Малфой жадно исследовал её рот, не давая возможности начать возмущаться или отстраниться. Она страстно отвечала, путая пальцами его волосы. Драко довольно мурчал. Но она вдруг больно укусила его за губу и ловко вскочила на ноги.
— Сучка!
— Кретин!
— Люблю тебя!
— Я тоже!
Она громко цокала каблуками, направляясь обратно к двери и бросила через плечо:
— Дверь, Малфой!
— Уже, — буркнул он вслед, отпирая заклинанием комнату.
Забини беззвучно хохотал, наблюдая за перепалкой этой парочки.
— Дружище. — мулат искренне улыбнулся. — Мне до сих пор не верится, что вы с Грейнджер вместе. Вы были такими раздражающими до тех пор, пока не разгромили кухню и твоя бледная задница не озарила Большой зал. Это просто… — он поцокал языком. — Невероятно. Но сейчас… вы настолько гармонично смотритесь вместе. Знаешь, словно вы вместе не месяц, а уже несколько лет. Вы подстраиваетесь под настроение друг друга, понимаете с полуслова. И Грейнджер стала другой. Счастливой, что ли. И ты. До этого было ощущение, что каждого из вас было всего наполовину. В Академии вы были другими.
Драко глядел на друга и молчал. Проницательность Блейза его поразила. Он потёр глаза и уставился куда-то мимо итальянца.
А что, собственно, он мог ему сказать. Забини во всем был прав, сам того не подозревая.
Картинки воспоминаний заплясали перед глазами, вызывая армию мурашек. Вот они с Грейнджер много месяцев работают над проектом, создавая заклинание, позволяющее трансфигурировать тёмный артефакт, чтобы обезопасить и утилизировать. Вот он в лазарете, после неудачного эксперимента с тёмным заклинанием, а она в слезах у его постели, уставшая но счастливая, что с ним всё в порядке. Вот он на втором свидании просто кошмарно лажает, а ей кажется это до умиления забавным и она впервые его целует. Вот они в отпуске, на лазурном пляже, и он до безумия счастлив, когда она в ответ сказала: «Люблю». Вот они ссорятся, потому что он пока не хочет раскрывать их отношения и она принимает его решение, прекращая ссору поцелуем. Вот калейдоскопом проносятся бесчисленные жаркие ночи.
А вот, тот злополучный день, когда ему предлагают перевод в Норвегию. Он просит её поехать с ним, но она не может. Для неё будущая стажировка так же важна. Он понимает. Наверное. И тогда он предпринимает отчаянный шаг. Он делает ей предложение, желая объявить о помолвке во всеуслышание. Она поражена. И она не рада. Она плачет. Она кричит, что он не доверяет ей, раз делает это. По её мнению, он решил заявить на неё права, словно повесить табличку «продано» на здание. Что любящие люди так не поступают. Ему нечего сказать, ведь она права. Нет, он ей конечно же доверял. Но сомнения, словно плесень, поражают мысли. Он действительно хотел заявить на неё права.
Он ушёл. Уехал. И его душа словно лишилась большей своей части. В груди болела, пульсировала рваная рана. Он работал, погрузился в исследования, чтобы отвлечься, чтобы заглушить душевную боль. Но приходили вечера, и тоска наваливалась многотонным грузом. Он скучал. Он безумно скучал. И просто до сумасшествия любил. Он никогда и никого в своей жизни не любил так, как её. До Гермионы он не любил вообще. Она перевернула его жизнь, она оживила его душу. А потом уничтожила.
Спустя какое-то время он понял, что это невозможно. Просто невозможно так дальше. Он начал писать ей письма, говоря как сожалеет, как он был не прав, как сильно он её любит. Он готов был даже бросить всё к чертям и вернуться в Англию, если бы она ответила. Если бы она хоть раз ответила… Но совы приносили обратно нераспечатанные конверты.
Он честно не ожидал увидеть её, когда прибыл в Хогвартс. Она всегда мечтала о стажировке в Шармбатоне. Драко не понимал, что заставило её передумать.
На протяжении двух месяцев, что они работали вместе, она упорно делала вид, что между ними ничего и никогда не было. Старалась общаться с ним, как со всеми. Но только слепой бы не заметил, что между этими двумя самая настоящая химия.
Малфой был искренне благодарен Забини за ту шалость, что они с остальными провернули за их спиной. Скорее всего, они бы с Грейнджер всё равно бы вышли на откровенный разговор, расставив все точки над «l». Но одному лишь Мерлину известно, как скоро бы это произошло.
Хлопнула дверь. Гермиона вышла из комнаты, держа в руках несколько книг, и гордо вздернув подбородок, удалилась из гостиной.
Драко глубоко вздохнул, стряхивая тяжёлые воспоминания, и взглянул другу прямо в глаза. Голос его был серьёзен, но мягок.
— Ты даже не представляешь, Блейз, насколько точно сейчас выразился. Нас действительно было наполовину. И всё, что тебе нужно сейчас знать, это то, что я люблю её. Люблю. И мои чувства к ней не поддаются описанию.
Забини понимающе кивнул.
— Драко, о чем ты думал, когда мы отправили вас на кухню? В смысле, ты ставил какие-либо цели? Надеялся на что-то, когда шёл туда с ней?
— Да. Конечно, — без раздумий ответил блондин. — Она занимала все мои мысли в тот момент. Кажется, я строил планы, как привязать к себе эту женщину на всю оставшуюся жизнь, — он смущённо улыбался. — А почему ты спрашиваешь?
Блейз замялся. Мерлин, он смущался, как мальчишка.
— В том зелье был Феликс Фелицис…
— И?
— Ну, ты же знаешь… Хм… — издалека начал он. — Моя стезя Зельеварение. Это, своего рода, нечто очень близкое к колдомедицине.
— И?
— Грейнджер в последнее время странная… и она обращалась ко мне за одним зельем.
— Каким? Она больна? — на лице Драко отразилась паника. Он выпрямился в кресле, требовательно глядя на друга.
— Я бы не назвал это болезнью…
— Блейз, блядь! Говори!
— Малфой, ты просто истеричка. Я уже жалею, что сказал тебе.
— Да ты, мать твою, ничего и не сказал толком!
— Драко… — он многозначительно посмотрел из-под полуопущенных ресниц. — Я думаю, тебе нужно поговорить с Гермионой. Спроси издалека, как она себя чувствует.
— Блейз…
— Всё, Малфой. Иди на хрен. Я ничего тебе больше не скажу. Грейнджер и так нашлет на меня Силенцио, за то что у меня язык без костей.
— За…
— Да иди уже! — рявкнул мулат.
Драко сорвался с места и помчался по коридорам Хогвартса. Гермиона не должна была очень уж далеко уйти. Его переполняла тревога. Сердце выскакивало из груди, его нервное биение ощущалось на уровне горла. Хотя, если бы с ней было что-то серьёзное, Блейз бы наверняка сказал ему. Да, определённо сказал бы!
Он настиг её за пару поворотов до кабинета директора.
— Гермиона! — прогрохотал он, отчего Грейнджер испуганно подпрыгнула, застигнутая врасплох. Она смотрела на него сверху вниз, потому что Малфой, склонившись, упёрся ладонями в колени, восстанавливая дыхание.
— Драко! Что с тобой? Что случилось?
— Хороший вопрос. Только мой.