— Я ужасно тороплюсь, Джони.
Я улыбнулся.
— Ну хорошо, спасибо и на этом.
Я открыл дверь и выставил ногу, собираясь вылезать. Она взяла меня под руку и удержала. На ее лице было такое же выражение, как у вдовы Минноу, когда она смотрела на меня.
— Джони… Ты вроде хороший парень. Надеюсь, ты знаешь что делаешь.
— Да.
— Я… я полностью доверяю тебе.
Она наморщила носик, как маленький ребенок, и засмеялась. Я потянулся к ней. У нее было достаточно времени, чтобы понять, что я намерен сделать. И мне не пришлось обходить машину и наклоняться к ее окну, как в прошлый раз. Наши губы встретились, и она затрепетала от нежности.
Она надула губки, когда я оторвался от нее — слишком быстро, как ей показалось, — и послала мне воздушный поцелуй, когда я помахал ей на прощанье. Машина сорвалась с места и через секунду скрылась из виду. Я поймал такси, доехал до города и вышел в самом пекле того, что водитель назвал самой горячей точкой в старых добрых Соединенных Штатах.
Глава б
Я провел остаток вечера, бродя по злачным местам города. Два часа я добросовестно пил пиво и пытался напасть на след Веры Вест. К десяти в моем активе имелись всего лишь два человека, которые вспомнили, что видели ее с Серво. В пять минут одиннадцатого я вышел из «Синего Зеркала» и решил разобраться с типом, который висел у меня на хвосте. Я засек его во втором кабаке, он прилип ко мне, как банный лист к заднице.
Это был невысокий коренастый человек в сером костюме и серой летней шляпе. Он шел немного боком, как краб, загребая правой, а его левая рука, согнутая в локте, явно придерживала пушку под мышкой. Копы в этом городе, безусловно, нуждались в нескольких уроках того, как следует вести объект, оставаясь незамеченным.
Я свернул с главной улицы и оказался в районе жилых домов. Вскоре мне попался укромненький темный уголок. Я шел так, что он думал, будто я иду куда-то по делу и не замечаю его топанья.
Я завернул за угол и шагнул в кусты, ожидая, когда он появится из-за поворота. Он вылетел прямо на меня, и не успел и глазом моргнуть, как я заломил ему руки за спину. Он взвыл от боли. Я уперся коленом ему в позвоночник и потянул за руки, изогнув его, как лук.
— Только дернись, и я сломаю тебя пополам.
Он сообразил, что я не шучу, и только тихонечко поскуливал, пока я, ткнув его носом в землю, обшаривал одной рукой карманы. Я вытащил револьвер и бросил его на землю. Потом выудил бумажник. За ним последовала всякая мелочь. Того, что я искал, у него не было. Полицейского значка.
Я напомнил ему о своем существовании, и он отозвался хрипом, зародившимся в груди, но так и не вырвавшимся наружу.
— Кто послал тебя, приятель?
Его голова откинулась назад, шляпа упала. В тусклом свете его глаза были похожи на пару больших стеклянных бусинок. Слюна текла из уголка рта и капала с подбородка. Я чуть отпустил его и повторил вопрос. Ответа на него я так и не услышал. Где-то рядом раздался оглушительный треск, свет померк, и я провалился в бездонную пустоту.
Потом мне показалось, что я в самой преисподней, и черти бьют своими кувалдами по моему черепу. Затем я услышал голоса и звуки, как будто кто-то увеличивал громкость, вращая ручку радиоприемника.
Я попробовал пошевелиться, и одиночные выстрелы кувалд тут же сменились автоматными очередями. Я сидел, не двигаясь, пока этот засранец в моем мозгу не расстрелял весь свой диск.
Тогда я услышал, как один голос сказал:
— Черт возьми, он чуть не сломал мне хребет.
— Заткнись, ты сам напросился. Ты даже не пытался скрыть, что висишь у него на хвосте.
Первый голос разразился страшными проклятиями. Каждому из его приятелей досталось на орехи.
— Вы должны были следовать за мной, черт возьми, а вы отстали, и я чуть-чуть не подох.
— Так ведь чуть-чуть. Мы же подоспели, не так ли? Зажегся красный свет. Ты что, хочешь неприятностей с полицией?
— Ну, оштрафовали бы, дьявольщина! А так из-за вас я мог бы сейчас валяться в канаве со сломанным хребтом. Этот сукин сын должен заплатить мне сполна. А ведь говорили, что он надует в штаны, если даже хорошенько прикрикнуть на него.
— Хватит скулить. Ты знал, кем он был в армии, и что не за красивые глазки он получил свои медали.
— Ну и что? Мне сказали, что он один из тех, кто нахлебался дерьма и сломался, что он превратился в труса и теперь боится боли. Может быть, мне нужно было сначала спросить его самого, а? Может быть, мне нужно было выяснить это до того, как он стал ломать мне хребет? Бросьте пудрить мне мозги! Если такие здоровенные мужики и становятся слабаками, они не остаются ими долго. Та война давно закончилась.