— Подходящее место для этих штук.
Ник медленно покачал головой и пристально посмотрел на меня.
— Закон требует расклеивать это в общественных местах, а вокзал — общественное место.
Он щелкнул по листку, потом сложил и сунул в ящик.
— Они очень хотят поймать тебя, сынок. Тебе бы не следовало приходить сюда.
— Я ищу женщину, Ник. Она была любовницей Серво до тех пор, пока что-то не напугало ее до смерти. Она сбежала. Такая рыжая, одета в зеленое платье. Возможно, выглядит как очумелая. Не видел похожую?
Он задумался, наморщив лоб.
— Нет, не припоминаю.
— Как еще она может выбраться из города?
— Автобусы останавливаются на трассе и подбирают пассажиров.
— Это единственный способ?
— Да. Если, конечно, у нее нет машины.
— О’кей, это все, что я пришел узнать.
Я встал, собираясь уходить.
Ник опять усадил меня на стул. Его усы активно шевелились вокруг рта — волосатая оправа для розового языка, который то и дело высовывался и облизывал губы.
— Погоди, сынок. Ты не можешь больше запросто разгуливать по улицам. Видел сегодняшние газеты?
Я кивнул.
— Копы один за другим навещали меня сегодня и велели сообщить, как только ты здесь объявишься. Предположим, один из них схватит тебя…
— Ну, предположим.
— Джони, мальчик, послушай. Ты должен уехать. Завтра утром…
Я решительно оборвал его.
— Как-нибудь в другой раз я воспользуюсь твоим советом. — Я встал. — А сейчас у меня еще слишком много дел в городе.
Мне удалось вернуться в машину и уехать так, что никто не сел мне на хвост. Зверь в голове опять проснулся и припустился вприсядку, оттаптывая мне мозги своими сапожищами. Боль простреливала все тело.
Завтра. Завтра я поставлю точку, если только они не прикончат меня раньше.
На вкус сигарета была отвратительной, но дым, завивавшийся к потолку, как-то скрашивал одиночество и рассеивал мрачные мысли. Что же заставило Джони бежать? Кто-то хотел прицепить к его бегству длинный зеленый долларовый хвост. Вернее, зеленый и кровавый. Но сам-то Джони не хотел никуда бежать, его к этому вынудили.
Я разговаривал со многими людьми, и сам стал одним из главных действующих лиц. Но пока следствие гоняется за причиной, как человек за тенью, и никак не может настигнуть ее. Слишком велики промежутки между звеньями преступной цепи.
И тем не менее кое-что я теперь знал и все уверенней шел к истине, светившей мне в конце тоннеля. Я взвалил на себя нелегкую ношу. Я не был детективом, но пытался эксгумировать и собрать в единое целое разложившееся за долгие пять лет тело тщательно разработанного преступления. На первый взгляд, между отдельными событиями, случившимися со мной после приезда в Линкастл, отсутствовала связь, но я-то чувствовал, что противник ввел в бой последние резервы, и развязка близка.
Да, сначала они пытались отмахнуться от меня как от назойливой мухи, доставляющей неприятности своим жужжанием. Они попытались меня прихлопнуть. Но не самим же пачкаться с мухой — пусть ее раздавят копы. Копы промахнулись и треснули друг друга по носам. В чьих-то глазах я превратился в дичь покрупнее. Тогда пригласили стрелков по бегущему кабану, которые в темноте перестреляли друг друга.
Они встревожились, и на свет выплыл Джордж Вильсон. Теперь меня травят как бешеного волка.
Ответы. Мне нужны ответы на многие вопросы. Но не сегодня ночью. Нет. Сегодня ночью я буду спать. У меня просто раскалывается голова.
Я направился на запад, выбираясь на Понтейл-Роуд, и скоро подъехал к знакомому дому. Я поставил машину в гараж и, взбежав по ступенькам на веранду, взял ключ из цветочного горшка.
Я принял душ, размотал бинты, которые склеивали голову, и посмотрел на знакомые мне две двери. Я чувствовал себя слишком усталым для любовных игр, поэтому открыл дверь в ту комнату, которая пахла духами, кремами и косметикой, надеясь, что Венди опять будет искать меня в «мужской» и, увидев, что кровать пуста, окажется достаточно сообразительной, чтобы оставить меня в покое.
Я бросил одежду на спинку стула и забрался в постель. Прохладные простыни приятно обволакивали тело, подушка была, как мягкое облако, которое, казалось, уносит меня в страну снов. Я закрыл глаза и отдал швартовы.
Уши уловили приятную мелодию и послали сигнал в мозг. Мозг приказал глазам открыться. Они медленно повиновались и уставились в темноту. Я еще не мог ясно осознать, где я и откуда доносится песня. Потом темнота как бы расступилась, и я увидел что-то белое и гибкое, двигавшееся по комнате. Мой мозг окончательно стряхнул с себя остатки сонного оцепенения. Ее платье зашелестело, защелкало электрическими разрядами и взмыло над головой. Песня на секунду прервалась. Я смотрел, как она, грациозно изогнувшись, расстегивает бюстгальтер. Он полетел вслед за платьем. Опять зашелестел шелк. На этот раз почти неслышный шепот — и трусики упали на бюстгальтер. Она потянулась, подняв руки к потолку, словно язычница, поклоняющаяся Луне. Темный серебряный свет, струившийся в окно, впитывался обнаженным телом, оставляя всю комнату в темноте.