– Никто вас не просит его лечить, – сказал я. – Я прошу помочь перенести его в спальню, чтобы я мог его раздеть.
– А вы кто такой? – осведомился д-р Лоринг ледяным голосом.
– Меня зовут Марлоу. Я здесь был недавно в гостях. Ваша жена нас познакомила.
– Интересно, – заметил он. – А откуда вы знаете мою жену?
– Какая разница, черт побери? Я хочу только...
– Меня не интересует, что вы хотите, – оборвал он. Повернулся к Эйлин, отрывисто кивнул и направился к выходу. Я стал у него на пути, загородив дверь.
– Минутку, док. Должно быть, давненько вы не перечитывали интересное произведение под названием «Клятва Гиппократа». М-р Уэйд мне позвонил, а я живу довольно далеко. Но ему явно было плохо, и я примчался сюда, невзирая на правила уличного движения. Я нашел его без сознания, притащил сюда. Не стану врать, что он легкий, как перышко. Но у слуги сегодня выходной, а больного надо перенести наверх. Картина вам ясна?
– Уйдите с дороги, – процедил он сквозь зубы. – Иначе я позвоню шерифу и вызову полицию. Как врач...
– Как врач вы куча блошиного дерьма, – сказал я и отступил в сторону.
Он залился краской – не сразу, зато до ушей. Желчь явно подступила ему к горлу. Но он открыл дверь и вышел, аккуратно прикрыв ее за собой.
На прощанье взглянул на меня. Такого мерзкого взгляда и такого мерзкого лица я в жизни не видел.
Когда я обернулся к Эйлин, она улыбалась.
– Над чем смеетесь? – рявкнул я.
– Над вами. Вы всем говорите, что думаете? Разве вы не знаете, кто такой д-р Лоринг?
– Знаю, И кто он такой, и что он такое. Она взглянула на часики.
– Наверное, Кэнди уже вернулся, – сказала она. – Пойду посмотрю. Он живет в комнате за гаражом.
Она ушла, а я сел и стал смотреть на Уэйда. Знаменитый писатель похрапывал. Лицо у него вспотело, но плед я снимать не стал. Через минуту-другую вернулась Эйлин с Кэнди.
Глава 26
На мексиканском красавце была спортивная рубашка в черно-белую клетку, черные брюки без пояса, с безупречной складкой, черные с белым замшевые туфли без единого пятнышка. Густые черные волосы, зачесанные назад, блестели от лосьона или крема.
– Сеньор, – произнес он, отвесив мне легкий иронический поклон.
– Помогите м-ру Марлоу отнести моего мужа наверх, Кэнди. Он упал и поранился. Извините, что я вас потревожила.
– De nada, Senora, – отвечал Кэнди с улыбкой.
– Тогда я прощаюсь, – сказала мне Эйлин. – Я страшно устала. Кэнди сделает все, что нужно.
Она стала медленно подниматься по лестнице. Мы с Кэнди провожали ее глазами.
– Мировая дамочка, – доверительно сообщил он. – Ночевать останешься?
– Вряд ли.
– Es, lasiraa. Дамочка одинокая, скучает.
– Не распускай язык, малыш. Отнесем-ка вот это в спальню.
Он взглянул на Уэйда, храпевшего на диване.
– Pobrecito, – грустно пробормотал он, словно ему и вправду было жаль хозяина, – Borracho como una cuba.
– Он, может, и вправду пьян, как свинья, но уж точно не «бедняжечка»,? заметил я. – Бери за ноги.
Мы подняли Уэйда, и хотя нас было двое, он показался мне тяжелым, как свинцовый гроб. Когда мы шли наверху по галерее мимо закрытой двери, Кэнди указал на нее подбородком.
– La Senora, – прошептал он. – Постучи очень тихо, может, она пустит.
Я ничего не ответил, потому что он был мне еще нужен. Мы втащили тело в следующую дверь и свалили на кровать. Затем я взял Кэнди за руку пониже плеча – там, где можно сделать больно, если нажать как следует. Я нажал как следует. Он поморщился, лицо у него напряглось.
– Тебя как звать, мексикашка?
– Руки прочь, – огрызнулся он. – И я тебе не мексикашка. Меня зовут Хуан Гарсия де Сото йо Сото-майор. Я чилиец.
– О'кей, дон Хуан. Но не зарывайся. Не поливай грязью людей, у которых работаешь.
Он вырвался и отступил, сверкая злыми черными глазами. Скользнув рукой за пазуху, он извлек длинный тонкий нож. Поставил его острием на ладонь и, почти не глядя, подержал на весу. Потом убрал руку и поймал повисший в воздухе нож за рукоятку. Все это очень быстро, без усилий. Вскинув руку, он сделал резкий выпад, нож мелькнул в воздухе и вонзился, дрожа, в оконную раму.
– Cuidado, Senor, – сказал он с язвительной улыбкой. – И лапы держи при себе. Со мной шутки плохи.
Он не спеша подошел к окну, вырвал нож из рамы, подкинул в воздух, сделал оборот кругом и поймал его сзади. С легким щелчком нож исчез у него под рубашкой.
– Недурно, – заметил я. – Только показухи слишком много.
Он пошел на меня, презрительно улыбаясь.
– Знаешь, как локти ломают? – продолжал я. – Вот так. Схватив за правую кисть, я дернул его на себя, зашел сбоку, а согнутую руку подставил под его локтевой сустав. Используя руку как точку опоры, я легонько нажал. – Стоит налечь посильнее, – объяснил я, – и локоть треснет. А это дело нешуточное. На полгода забудешь, как ножик метать. А если дернуть покрепче, так и навсегда.
Сними ботинки с м-ра Уэйда.
Я отпустил его, и он усмехнулся.
– Неплохой трюк, – сказал он. – Я запомню. Он нагнулся к Уэйду и замер.
На подушке было кровавое пятно.
– Кто хозяина порезал?
– Не я, дружище. Он упал и расшибся. Рана неглубокая. Доктор уже смотрел. Кэнди медленно вздохнул.
– Ты видел, как он упал?
– Это без меня случилось. Ты что, так любишь хозяина?
Он не ответил. Снял с Уэйда ботинки. Потихоньку мы его раздели, и Кэнди нашел где-то зеленую с серебряным пижаму. Мы натянули пижаму на Уэйда, уложили его в постель и хорошенько укрыли. Он был по-прежнему весь мокрый и храпел. Кэнди грустно взглянул на него, покачивая напомаженной головой.
– Кому-то надо с ним посидеть, – заявил он. – Пойду переоденусь.
– Иди спать. Я здесь побуду. Понадобишься, я позову. Он посмотрел мне в глаза.
– Смотри за ним хорошо, – сказал он тихо. – Очень хорошо.
Он вышел из комнаты. Я пошел в ванную, взял мокрую губку и толстое полотенце. Легонько повернув Уэйда на бок, постелил полотенце на подушку и обмыл кровь с головы, стараясь, чтобы рана не открылась снова. Стал виден неглубокий порез дюйма два длиной. Пустяки. Тут д-р Лоринг не наврал. Не помешало бы наложить швы, но, может, и не обязательно. Я нашел ножницы и выстриг волосы вокруг раны, чтобы заклеить ее пластырем. Потом повернул Уэйда на спину и обтер ему лицо губкой. Наверное, это было ошибкой.
Он открыл глаза. Сперва взгляд его был блуждающий и туманный, потом прояснился, и он увидел меня. Рука задвигалась, потянулась к голове, нащупала пластырь. Он что-то промычал, потом голос тоже прояснился.
– Кто меня ударил? Вы? – Он продолжал ощупывать пластырь.
– Никто вас не бил. Вы упали.
– Упал? Когда? Где?
– Там, откуда звонили. Вы звонили мне. Я услышал, как вы упали. По телефону.
– Я звонил вам? – Он слабо усмехнулся. – Вы что, скорая помощь, приятель? Сколько времени?
– Около часу ночи.
– Где Эйлин?
– Пошла спать. Ей сегодня досталось.
Он молча это обдумал. В глазах мелькнуло страдание.
– А я не... – Он умолк и поморщился.
– Насколько я знаю, вы ей ничего не сделали. Если вас это волнует.
Просто выбрались из дома и свалились без чувств у забора. Хватит разговоров.
Спите.
– Спите, – повторил он тихо, нараспев, словно ребенок, зубрящий урок. – А что это такое?
– Может, дать вам снотворное? Есть у вас снотворное?
– Ящик в тумбочке.
Я открыл ящик и нашел пластиковый флакон с красными капсулами. Секонал, 1,5 грана. Выписан д-ром Лорингом. Славный наш д-р Лоринг. Рецепт на имя м-с Роджер Уэйда.
Я вытряхнул оттуда две штуки, убрал флакон и налил в стакан воды из термоса, стоявшего на тумбочке. Уэйд сказал, что и одной капсулы хватит.
Проглотил ее, запил водой, откинулся на подушку и снова уставился в потолок.
Шло время. Я сидел в кресле и смотрел на него, не похоже, чтобы его клонило ко сну. Он медленно заговорил:
– Я тут кое-что вспомнил. Сделайте мне одолжение, Марлоу. Я написал какой-то бред, не хочу, чтобы Эйлин это увидела. Листок на машинке под футляром. Разорвите его, пожалуйста.