Она вздрогнула. Потом засмеялась.
– Я от вас не ожидаю порывов страсти.
– А чего вы вообще ожидали от меня, м-с Уэйд, – в самом начале, когда убедили меня поехать его искать? Почему вы выбрали меня, что во мне такого?
– Вы доказали, что умеете хранить верность, – спокойно сказала она.?
Хотя это было, наверно, нелегко.
– Тронут. Но думаю, что дело не в этом. Она сошла с последней ступеньки и теперь смотрела на меня снизу вверх.
– А в чем же?
– А если в этом, то это чертовски неудачное объяснение. Хуже не бывает.
Она слегка нахмурилась.
– Почему?
– Потому, что надо быть уж совсем дураком, чтобы таким образом доказать свою верность во второй раз.
– Знаете, – сказала она почти весело, – у нас какой-то очень загадочный разговор.
– Вы очень загадочный человек, м-с Уэйд. Пока, желаю удачи, и если Роджер вам не совсем безразличен, найдите-ка ему хорошего врача – и побыстрее.
Она снова засмеялась.
– Ну, вчера приступ был легкий. Вы бы видели его, когда дела по-настоящему плохи. Сегодня днем он уже сядет за работу.
– Черта с два.
– Уверяю вас. Я так хорошо его знаю. Я выдал ей напоследок с размаху, и прозвучало это гнусно.
– Вы ведь на самом деле не хотите его спасти, верно? Только притворяетесь, что спасаете.
– А это, – сказала она натянуто, – очень жестоко с вашей стороны.
Обойдя меня, она скрылась за дверью столовой. Большая комната опустела, я прошел к двери на улицу и вышел. В солнечной спокойной долине стояло замечательное летнее утро. Долина была слишком далеко от города с его смогом и отрезана невысокими горами от океанской сырости. Попозже будет жарко, но это будет приятная, утонченная жара для избранных, не такая грубая, как пекло в пустыне, не такая липкая и противная, как в городе. Беспечная Долина была идеальным местом для жизни. Идеальным. Славные люди в славных домах, славные машины, славные лошади, славные собаки, возможно, даже славные дети.
Но человек по имени Марлоу хотел только одного – убраться отсюда. И побыстрее.
Глава 31
Я поехал домой, принял душ, побрился, переоделся и снова почувствовал себя чистым. Я приготовил завтрак, съел его, помыл посуду, подмел кухню и заднее крыльцо, набил трубку и позвонил на телефонную «службу дежурства».
Там сказали, что звонков мне не было. Зачем ехать в контору? Там не окажется ничего нового, кроме очередного мертвого мотылька и очередного слоя пыли. В сейфе лежит мой портрет Мэдисона. Можно было бы поехать, поиграть с ним и с пятью хрустящими стодолларовыми бумажками, которые все еще пахли кофе. Можно было, но не хотелось. Что-то во мне скисло. Эти деньги на самом деле были не мои. За что они заплачены? Сколько верности нужно мертвецу? Чушь какая-то; я смотрел на жизнь сквозь туман похмелья.
Утро было из тех, что тянутся вечно. Я выдохся, устал, отупел, и минуты одна за другой падали в пустоту с легким шуршанием, словно отгоревшие ракеты. В кустах за окном чирикали птицы, по Бульвару Лаврового Ущелья шли машины бесконечным потоком. Обычно я их даже не слышал. Но сейчас я был беспокоен, зол, раздражен и издерган. Я решил избавиться от похмелья.
Обычно по утрам я не пью. Для этого в Южной Калифорнии слишком мягкий климат. Недостаточно быстро идет обмен веществ. Но на этот раз я смешал себе большую порцию холодного, сел в шезлонг, расстегнув рубашку, и начал листать журнал – нашел бредовый рассказ про парня, у которого были две жизни и два психиатра, один – человек, а один – вроде насекомого из улья. Этот парень все ходил от одного к другому, и сюжет был дурацкий, но, по-моему, чем-то смешной. Я пил осторожно, не торопясь, следя за собой.
Было уже около полудня, когда зазвонил телефон, и голос в трубке сказал:
– Это Линда Лоринг. Я звонила вам в контору, и ваша «служба дежурства» сказала, что вы, может быть, дома. Мне бы хотелось вас увидеть.
– Зачем?
– Предпочла бы объяснить лично. Вы ведь иногда бываете в конторе?
– Угу. Иногда. Хотите дать мне заработать?
– Я об этом не подумала. Но если желаете, чтобы вам заплатили, я не возражаю. Могу быть у вас в конторе через час.
– Это здорово.
– Что с вами? – резко бросила она.
– Похмелье. Но меня не совсем развезло. Я приеду. Если вы не хотите приехать сюда.
– Контора меня больше устраивает.
– А то у меня здесь тихо и славно. Улица тупиковая, соседей поблизости нет.
– Это меня не интересует – если я вас правильно поняла.
– Никто меня не понимает, м-с Лоринг. Я загадочный. О'кей, поползу на свой насест.
– Спасибо вам большое. – Она повесила трубку. Добирался я долго, потому что по пути остановился и съел сандвич. Я проветрил контору, перевел звонок на входную дверь, а когда просунул голову в приемную, она уже сидела в том же кресле, что Менди Менендес, и листала журнал – вполне возможно, тот же самый. Сегодня на ней был бежевый габардиновый костюм, и выглядела она весьма элегантно. Она отложила журнал, серьезно взглянула на меня и сказала:
– Ваш бостонский папортник надо полить. И, по-моему, пересадить в другой горшок. Слишком много воздушных корней.
Я придержал ей дверь. К черту бостонский папоротник. Когда она вошла и дверь захлопнулась, я подвинул ей кресло для посетителей и она, как все обычно делают, оглядела контору. Я сел за письменный стол со своей стороны.
– Ваше заведение дворцом не назовешь, – заметила она. – У вас и секретарши даже нет?
– Жизнь убогая, но я привык.
– И, вероятно, не слишком доходная?
– Ну, не знаю. По-разному. Хотите посмотреть на портрет Мэдисона?
– На что?
– На бумажку в пять тысяч долларов. Задаток. Он у меня в сейфе. – Я встал, повернул ручку, открыл сейф, отпер внутренний ящик и вытряхнул из конверта купюру на стол. Она поглядела на нее с некоторым изумлением.
– Обстановка еще ни о чем не говорит, – сообщил я. – Я однажды работал на старика, который стоил миллионов двадцать наличными. Даже ваш родитель стал бы с ним здороваться. Контора у него была еще хуже моей, только он был глуховат и потолок сделал звуконепроницаемым. А пол – вообще коричневый линолеум, даже без ковра.
Она взяла портрет Мэдисона, повертела и положила на место.
– Вы получили его от Терри, да?
– Ну и ну, все-то вы знаете, м-с Лоринг. Она отодвинула деньги и нахмурилась.
– У него был такой. С тех пор, как они с Сильвией поженились во второй раз, он всегда носил его с собой. Называл его «мои шальные деньги». На теле его не нашли.
– Мало ли почему не нашли.
– Я знаю. Но часто ли люди носят при себе билет в пять тысяч долларов?
И кто из тех, кто мог бы заплатить вам такие деньги, стал бы давать их одной бумажкой?
Отвечать не имело смысла. Я просто кивнул. Она продолжала отрывисто:
– И чего он от вас за это хотел, м-р Марлоу? Не скажите? По пути в Тихуану у него было время поговорить. Тогда в баре вы ясно дали понять, что не верите его признанию. Он что, дал вам список любовников своей жены, чтобы вы поискали среди них убийцу?
На это я тоже не ответил, но по другой причине.
– А Роджера Уэйда случайно не было в этом списке? – резко спросила она. – Если Сильную убил не Терри, значит, это был агрессивный, неуправляемый человек, безумец или патологический пьяница. Только такой убийца мог, по вашим же страшным словам, размазать ей лицо в кровавую кашу. Не потому ли вы так носитесь с Уэйдами – приезжаете, как сиделка, по первому вызову, когда он напивается, разыскиваете его, когда он пропадает, привозите домой в беспомощном виде?
– Давайте уточним пару пунктов, м-с Лоринг. Может быть, Терри и дал мне – а может быть, и нет – это прекрасный образец граверного искусства. Но он не давал мне никакого списка и не называл никаких имен. Он ничего не просил от меня, кроме того, что, по вашему мнению, я и сделал – отвезти его в Тихуану. Мою встречу с Уэйдами устроил нью-йоркский издатель, которому до зарезу нужно, чтобы Роджер Уэйд закончил свою книгу, а для этого – чтобы он не пил, а для этого, в свою очередь, надо выяснить, есть ли какие-нибудь особые причины, по которым он пьет. Если есть и если их можно обнаружить, значит, надо попытаться их устранить. Я говорю попытаться, потому что из этого может ничего и не выйти. Но попробовать можно.