Одна загвоздка, — с ёрническим сожалении цыкнул он зубом. — Надо сделать так, чтоб твоя фанера в воде не размокала, да без всякого лака чтоб. Но, чтобы с этим разобраться, тебе придётся покинуть твой вонючий город, вымыться, — брезгливо отодвинулся он в сторону от слишком приблизившегося к ним мастера, — и отправиться вместе с нами, куда тебе скажут.
Конечно, условия, что мы тебе сейчас предложим, будут далеко не такие шикарные, как раньше, когда ты мог диктовать нам любые свои условия по собственному выбору, но тоже ничего. Думаю, и ты сам, и семья твоя будут довольны.
Там заодно и должок свой отработаешь. По крайней мере, условия для творчества создадим тебе не в пример лучше, чем здесь. Уж у нас-то свои растворы тебе не придётся мешать в грязных крынках из-под молока. Там тебе специальную лабораторную посуду выделят, небьющуюся.
— Они были чистые! — тихо взвизгнул немного оживившийся автор. — А то, что там вынюхали эти ваши шпиёны, это всё так… ерунда. С этим вам несколько лет разбираться придётся, — мастер с самодовольным видом уверенного в себе человека небрежно отмахнулся рукой.
Вы меня, господа, наверное, совсем за дурака держите, — самодовольно усмехнулся он. — Не вы такие первые. Да и не понять, что эти ваши рабы вовсе и не рабы, не мог только клинический идиот. А я к таковым не отношусь.
Ха! Да в первый же день мне соседи донесли, что ваши рабы-ящеры копаются в отбросах на помойке. Попеняли, что я, видите ли, бедняг не кормлю, вот им и приходится объедки подъедать.
Но там нет объедков! — привстав на ципочки, мастер во весь голос заорал прямо в невозмутимое лицо ящера, чуть не залезнув ему прямо в пасть. — И никогда не было. Там кроме брака и чисто вымытых банок из-под реактивов вообще ничего нет! Я не такой идиот как вы думаете! — уже в полный голос орал он.
Почувствовав, что для него ещё не всё потеряно, он немедленно обнаглел, прямо на глазах снова приобретая пропавшую было свою обыкновенную наглость и чудовищное самомнение.
— Мастер каретник?
Неожиданно появившийся за их спинами тихо подошедший человек грубо растолкал стоящую перед мастером компанию, пробираясь вперёд, и остановился прямо перед удивлённо смотрящим на него каретником.
Голос этого высокого, невыразительного, какого-то болезненно тощего человека в мятом, как будто жёваном, кургузом сюртуке, прервал неожиданно осекшегося каретника, прекратив начавшуюся было по новой разгораться свару.
— Стряпчий Городской Управы Курт Хома. Чиновник по взысканию долгов, — с самодовольным видом добавил человечек, как что-то самое важное.
С самодовольным видом приподняв странного вида плоский головной убор, украшавший его голову, как воронье гнездо кривую берёзу, он, не обращая на стоящих рядом людей ни малейшего внимания, в упор глядел на съёжившегося под его пронзительным взглядом мастера-каретника.
— По поручению городской Управы я прислан к вам с целью взыскания долгов по вашим отсроченным платежам, сроки по которым давно уже вышли….
— Упс! — весело захохотал Димон, расплываясь в довольной, насмешливой улыбке и с радостной, довольной физиономией дружески кладя чиновнику руку на плечо. — Кто тут что-то говорил о том, что он всем должен, — обвёл он всех собравшихся насмешливым взглядом. — Вот оно тому прямое подтверждение, — весело оскалясь, он несколько раз ткнул в плечо недовольно поморщившегося от такой наглости стражника указательным пальцем.
— Итак, любезный, сколько этот засранец должен? — радостно потирая ладони, расплылся Димон в широкой, радостной улыбке.
— А твоё какое собачье дело, — грубо и зло оборвал его десятник, с брезгливой миной на лице поворачиваясь к ним. — Сколько ни должен, всё вернёт. А не вернёт, в рабство с семьёй пойдёт. Если денег нет, то через пару дней и его, и всё его семейство быстро на торгах продадут.
Так что если он тебе, собака, нужен, можешь купить его для своих половых нужд.
— Упс, — негромко проговорил Димон, удивлённо поворачиваясь к друзьям. — Я, кажется, ему не хамил, — недоумевающе переспросил он мрачнеющего на глазах Сидора.
— Как изволите вас понимать, милейший? — вежливо повернулся он к десятнику, медленно опуская руку на висящую на поясе саблю.
С губ его тихо сползала радостная, весёлая улыбка и лицо стало постепенно каменеет, приобретая жёсткие, резкие черты.
Чиновник, брезгливо передёрнув плечами, как будто снова сбрасывая его руку с плеча, и не отвечая, демонстративно отвернулся к растерянно стоящему перед ним мастеру каретнику.
— Тебя, скотина, кажется, спросили, — негромко, сквозь зубы, Димон буквально процедил слова. — У тебя, курва, что, плохо со слухом? Отвечай, воронья падаль, иначе здесь же и зарублю!
Кажется, только в этот момент до местного чиновника, наконец, дошло, что он стоит в плотном окружении вооружённых до зубов людей, которых только что, не подумав, серьёзно оскорбил. Огромный, мрачный ящер, якобы в рабском непонятного материала ошейнике, который любого, мало-мальски знакомого с подобными изделиями ни на секунду не ввёл бы в заблуждение, и несколько мрачных, злых вооружённых людей.
Самое плохое было то, что с чем-то подобным стряпчий уже пару раз за последние несколько лет встречался. Последние годы в Приморье стало возможным иногда встретить смешанные караваны торговцев, и такая вот странная публика была там вполне обычным явлением.
Его прошиб холодный пот.
В отличие от былых времён, когда подобного не допускалось, теперь торговые интересы людей и ящеров зачастую пересекались весьма замысловатым образом. Зачастую, помимо обычного каравана, теперь нередко можно было увидеть и смешанный обоз, где соблюдалась только видимость чьего-либо рабского положения, и в котором было порой совершенно непонятно, на какой роли и какое место отводилось либо людям, либо ящерам. И нахамив кому-либо из обеих групп, виновному была гарантирована возможность нарваться на крупные неприятности.
Поэтому, рабский ошейник, больше похожий на своеобразный защитный шейный щиток, совершенно однозначно указал стряпчему на то, что и эта, возвышающаяся над ним гора тренированного мяса, злобно глядящая на него, не останется в стороне в случае конфликта. А сталкиваться ещё и с разъярённым ящером, чего бы никакому нормальному человеку даже в голову бы не пришло, ему совершенно не улыбалось.
Видимо, в тот момент, когда он грубо расталкивал стоящую перед каретником группу каких-то оборванцев в грязных, рваных, странного цвета обносках, как он сразу посчитал, он ни секунды не предполагал того, с чем только что столкнулся.
Утренний сумрак сыграл с ним плохую шутку. Привыкнув безнаказанно хамить всем в этом городе, где в силу своего высокого служебного положения никто реально не мог дать ему отпор, он совершенно не ожидал, что нарвётся на кого-либо, плевавшего на его исключительно важное и столь значимое положение здесь. И теперь, привыкнув за долгие годы к своей безраздельной власти и безнаказанности, он с ужасом смотрел прямо в глаза собственной смерти.
— Э-э, — проблеял он, неожиданно покрываясь холодным, липким потом. — Господа! Вы не так поняли! Я, не хотел никого обидеть. Это вырвалось невольно!
— За невольно хлещут больно, — тихо, сквозь зубы медленно процедил Димон, сверля его злым, бешеным взглядом. Прощать хамство какому-то чинуше он был не намерен.
Казалось, городской чиновник в этот момент окончательно сомлел, настолько у того был жалкий, несчастный вид. Суматошный, рыскающий взгляд его на секунду задержался на стоящим рядом с ним Сидоре и рябое, изрытое крупными оспинами, перепуганное лицо городского чиновника буквально посерело.
— Г-господин барон? Барон Сидор де Вехтор? Вы здесь?!
С тихим ужасом в голосе и отчётливо отразившейся на лице паникой, чиновник Управы судорожным движением прижал к груди какую-то смятую в кулаке бумагу. В глазах его отразился ужас узнавания, который его буквально поверг в ступор.