Маня конечно тут же согласилась ничего не говорить Голове, и купила у него весь овёс, всё кормовое зерно, а заодно и всё будущее сено, что он накосил и ещё накосит на своих лугах. И заплатила вперёд! — с насмешливой ухмылкой Корней смотрел прямо в удивлённо распахнутые глаза Сидора. — Скупила, как говорится, на корню.
А потом точно такую же операцию провернула и с Головой. Тоже пообещав ничего не говорить, теперь уже Старосте.
Так мы полностью обеспечили себя кормовым зерном на плановые сначала пять, а потом, с запасом, и на семь тысяч голов. Плюс ещё наше заготовленное сено. Так что даже на пригнанных восемь тысяч, впроголодь, но нам хватит. А если ещё дополнительно наймём людей и подкосим сена по опушкам, как я с самого начала и предлагал, то совсем можем быть спокойными. На курсантов в этот раз можно не рассчитывать, у них о своих лошадях голова теперь болит.
Вот так и вышло, что мы теперь то никак не зависим от установившихся в городе высоких цен на зерно. А вот курсанты — нет, — тяжело вздохнул он. — Они влипли как кур в ощип. И как теперь ребята будут выбираться, я даже не представляю. У многих из них нет столько денег, сколько надо для годового содержания даже одной лошади. А у некоторых их по нескольку.
Боюсь, что многим теперь придётся лошадей продать, — тяжело вздохнул он.
— И что? — равнодушно зевнул Сидор. — Ну не наше это дело, корней. Пойми ты!
Повторяю! Не наше дело заниматься спасением чужих голодных лошадей.
Я тебя понимаю, — Сидор мотнул недовольно головой. — Лошадей жалко. И мне жалко, — посмотрел он прямо в глаза Корнея. — Но я пальцем о палец больше не ударю чтобы им помочь. И вам с Машей этого сделать не дам, — жёстко отрезал он.
— Простить им не можешь того, как они с тобой там поступили, при делёжке трофеев, — мрачно констатировал Корней. — Зря! Зря ты так!
— Нет! — тихо отозвался Сидор.
Во-первых, это действительно не наша проблема.
Во-вторых, взвалив на свою шею решение чужих проблем мы никакого уважения себе этим от них не добьёмся, чтоб ты тут мне не говорил. Какие бы песни об их благородстве не пел. Ну не такой здесь народ, — раздражённо хлопнул он ладонью себе по коленке. — Как смотрели на нас, как на халявщиков и потенциальных дойных коров, так и смотрят до сих пор. И что бы ты мне тут не расписывал про бедных голодных лошадушек, но сей факт имеет место быть. А эту тенденцию надо ломать. Раз и навсегда.
И я её сломаю, — угрюмо бросил он.
Никто! Никто из твоих курсантов даже не подумал подойти к тебе или ко мне, и хотя бы поговорить о своих проблемах, попросить помощи.
Или скажешь, что не так? Был кто?
Нет! — тихо проговорил Сидор. — Нравится тебе, не нравится, но они хотят за наши деньги решать свои собственные проблемы. Надеются что втихую проскочат за нашей спиной.
А я этого не хочу! И ты прав! Я никому из них не прощу того, что они там на поле сделали. И не потому что мне так хотелось поучаствовать в равном разделе добычи. Или что мне всё барахло никому не нужное досталось. Или что на меня дерьмо тебе известное повесили. А потому что они поступили не по совести.
Я никому не прощу слов, типа того, что у тебя и так всего много, с тебя и этого хватит. Никому! Если делить, то честно. И подсовывать мне, нахрен ни на что не нужные мечи, которые и годны что только на стенку повесить или в переплавку сунуть кузнецам. И какие-то дурацкие родовые печатки баронов в которых и серебра то ни на грош, — это как ни крути, со всех сторон подлость. И ты сам это знаешь. Тем более, что они даже по деньгам далеко не дотягивают до равной доли. И это раненому, кому положена ещё одна дополнительная, половинная доля? Которую просто нагло зажали.
И никакими пленными амазонками, якобы в виде подарков, этого не прикроешь.
И то, что теперь все в городе говорят, что это именно я отдал приказ казнить полторы тысячи раненых рыцарей, что это была полностью моя инициатива, хотя всё там было совсем не так, я им тоже этого не прощу. Это ведь с их слов распускаются подобные слухи.
Боятся, — тихо проговорил Корней, глядя в сторону. — Кураж прошёл, вот они теперь и боятся. Боятся мести со стороны родственников казнённых. Вот на тебя всё и сваливают. Ты теперь барон, с тебя спроса нет. Так и с них, теперь, тоже спроса никакого нет.
— А мне говори, не говори, теперь всё одно, — зло буркнул Сидор. — прежде чем что-то решать, могли бы и предупредить. А теперь легенда уже создана, запущена в свет и живёт своей собственной, самостоятельной жизнью. И в ней я полное дерьмо, а не человек. Палач!