Я еду в Нюрнберг, чтобы поговорить с Клаусом Крюгером. Я его терпеть не могу, но, увы, он один из немногих, кто может мне сейчас помочь. И единственный, с кем я могу встретиться быстро.
Крюгер уже немолод. Он родился в 1944 году, и сейчас ему семьдесят три. Сын эсэсовского офицера, одного из командиров конвойных подразделений сначала концлагеря Треблинка, а потом и Аушвица, лично ответственного за уничтожение десятков, а то и сотен, тысяч безвинных пленников. В Треблинке чуть более чем за год, погибло около восьмисот тысяч человек (больше полутора тысяч каждый день!), а в Аушвице от полутора до четырех миллионов человек. Для сравнения, во всем Нюрнберге сейчас живет чуть больше пятисот тысяч человек.
После войны старший Крюгер сумел сбежать в Аргентину, где его долго и безуспешно разыскивали израильские и немецкие спецслужбы, равно как и Центр Симона Визенталя.
Сам Клаус Крюгер привлек внимание к себе после теракта на олимпийских играх в Мюнхене в 1972 году, выпустив в подпольном неонацистском журнале антисемитскую статью, оправдывавшую действия террористов. Умные ребята в Моссаде сопоставили имена, даты рождения и прочую имеющуюся у них информацию, и в следующем году участники группы Рафи Эйтана (который сам к тому времени уже вышел в отставку) похитили Клауса Крюгера во время его отдыха в Палермо с целью допросить его и выяснить местонахождение его отца.
Клаус рыдал и клялся, что ничего не слышал о своем отце с самой войны. Он признавался, что на самом деле не испытывает никакого сочувствия к нацистам или антисемитам. Рассказывал о том, что у него была возлюбленная, наполовину еврейка. Убеждал своих похитителей в том, что его статья – это всего лишь глупый эпатаж с целью произвести впечатление на своих друзей. Его не пытали, даже не били, но бледный и дрожащий молодой человек настолько активно заливал свою рубашку слезами и соплями, что ему поверили и отпустили.
Он лгал. Клаус Крюгер постоянно поддерживал контакт со своим отцом и прекрасно знал, в каком пригороде Буэнос-Айреса тот живет вполне припеваючи, имея прибыльный мясной бизнес и десяток скотобоен по всей стране.
Я нашел старшего Крюгера в 1975 году и хотел выдать его Моссаду, но те, после скандала с похищением Адольфа Эйхмана и неудачных попыток арестовать Йозефа Менгеле, решили не идти на новый конфликт с Аргентиной. Тогда я вспомнил о том, что я не только ангел-вестник, но еще и ангел смерти, приходящий к грешникам с зазубренным и тупым ножом. Для старшего Крюгера я выбрал самый зазубренный нож.
Поиск Крюгера был лишь одним из эпизодов моей личной охоты за нацистскими преступниками в 1960-1970 годах. В то время я был почти одержим идеей воздаяния чудовищам по заслугам, прекрасно помня то, что я сам увидел и прочувствовал на своей шкуре в фашистских лагерях смерти. Я не смог спасти многих тогда, но я был непосредственно причастен к знаменитому побегу из Треблинки. Увы, всё пошло не так, как я хотел, и этот побег лишь вызвал больше жертв в самом лагере. Это надолго выбило меня из колеи тогда.
Я тайно сотрудничал с Моссадом, с немецкими спецслужбами и с Центром Симона Визенталя. Я искал преступников, а когда находил – сдавал их властям. Если же такой возможности не было, я карал их самостоятельно. Мне не доставляло это удовольствия, но я считал это правильным. Все знают, что Йозеф Менгеле умер от сердечного приступа в Бразилии в 1979 году, но только я помню ощущение последних биений его сердца, сжимаемого моей призрачной рукой. Только я видел своими глазами момент, когда нож входил в грудь Густава Вагнера в 1980-м. Официально это посчитали самоубийством. Я находил в середине восьмидесятых Шандора Кепиро и Алоиза Бруннера, но по разным причинам их арест в тот момент не состоялся, а я сам убивать их не стал. Было и много других имен за двадцать с лишним лет, пока я этим занимался. А потом я прекратил эту охоту. Отчасти от того, что почти все существенные фигуры уже умерли или были арестованы. Отчасти из-за того, что всем оставшимся в живых и на свободе было уже немало лет. А охотиться за стариками, несмотря на те ужасные и отвратительные вещи, что эти старики когда-то творили, мне совершенно не хотелось.
Эпизод с Моссадом лишь научил Крюгера осторожнее относиться к тому, что он делает, и все его последующие мерзкие антисемитские и фашистские статьи (а их было множество) в многочисленных неонацистских изданиях выходили под разнообразными псевдонимами.