Хельге Майер тридцать лет. Она учительница начальных классов. Типичная отличница, умница в детстве, послушная дочь авторитарных и религиозных родителей. И пусть к самой религии у Хельги сложилось весьма скептическое отношение, постоянные запреты и запугивания, в совокупности с желанием постоянно доказывать родителям, что она хорошая, привели к тому, что Хельга подсознательно наложила на себя кучу ограничений и запретов, приводящих ее к одинокой и довольно несчастливой жизни.
Здесь было бы в чем покопаться еще одному знаменитому жителю Вены, Зигмунду Фрейду. Но я не он, поэтому психоанализом Хельги я никогда не занимался. Однако мне всегда было немного жалко эту красивую и умную, но чрезвычайно зажатую девушку, поэтому время от времени я устраивал ей сеансы расслабления, отправляясь в ее теле весело отдыхать в бары и клубы, а затем и в постели красивых молодых мужчин (и, пару раз, девушек). В отличие от Пауля Штайнера, часть воспоминаний Хельге я сохранял.
Поначалу это ее ужасало, и она считала, что страдает некой формой диссоциативного расстройства идентичности. Проще говоря, раздвоением личности. Но к врачам она обращаться стеснялась. Со временем (не без моей небольшой помощи), она приняла происходящее с ней как данность, а я стал замечать, что она стала чуть более раскрепощенной, свободной и уверенной в себе, осознавая в себе привлекательную и самостоятельную женскую личность.
При этом, она по-прежнему осталась замечательным детским педагогом, которую любили и ценили и дети, и их родители, и ее собственные коллеги. Хотя, возможно, кто-то из пуритан (да хоть родители самой Хельги) пришел бы в ужас, узнав о том, как эта молодая учительница проводит иногда ночи.
У меня не было цели развратить фройлян Майер или привить ей какого-либо рода сексуальную распущенность или зависимость. Я всего лишь хотел дать ей что-то в благодарность за то, что она иногда была моим временным носителем. Конечно, я тайно давал ей деньги, как и Паулю. Но я честно был очарован ей, и мне хотелось дать ей что-то большее, чем деньги. Я хотел избавить ее от того, что было так неосторожно заложено в ее сознании ее родителями (и ей самой) в прошлом, и что мешало ей жить в настоящем и в будущем. Я не мог уже исправить жизнь Пауля, но я мог помочь Хельге не совершить те же ошибки, которые когда-то совершил Пауль. Я не хотел, чтобы эта прекрасная женщина закончила бы свою жизнь одна в этой квартире, несчастная и забытая. Она заслуживала большего. И, похоже, мои методы сработали. Я заглянул в память Хельги и увидел, что у нее появился друг, с которым она всё больше сближалась. Они были знакомы давно, но раньше она слишком стеснялась его, а он, кажется, считал ее неприступным синим чулком. Хельга, благодаря мне, изменилась, и так же изменилось и ее поведение, и ее восприятие другими.
Ну, и прекрасно. Похоже, скоро и с Хельгой я распрощаюсь. Но не сегодня. Еще одну вещь она должна для меня сделать – доставить меня сегодня в Мюнхен.
Я одеваюсь – просто, ничего вызывающего сегодня, джинсы, футболка. Кидаю в сумку пару смен белья. Беру ключи от машины, запираю дверь и спускаюсь по лестнице. Задерживаюсь у знакомого подоконника, забираю желтый пакет с деньгами. Надо будет завтра в Мюнхене зайти в несколько банков и кинуть их на счета. Понемногу, чтобы не привлекать внимание.
Я выхожу на улицу, нахожу свой Рено, завожу двигатель и аккуратно выруливаю на Ланге Гассе, а затем и на Алзер Штрассе. До Мюнхена мне ехать около четырех с половиной часов по трассе А1, она же Е60.
Я делаю радио громче и открываю окно. Теплый вечерний летний воздух теребит мои волосы. Я останавливаюсь на светофоре. Проходящая пожилая пара неодобрительно смотрит на меня, осуждая и мою громкую музыку, и мой счастливый вид, и мою молодость. Зеленый свет – и я, вдавив газ, с ревом уношусь в ночь. Я улыбаюсь.
И, пока я еду в Мюнхен, пожалуй, самое время представиться.
Меня зовут Гэбби, и я архангел.
Мда, прозвучало примерно как приветствие на встрече анонимных алкоголиков. Ну, знаете – «Меня зовут Джон, и я алкоголик». Что ж, из песни слов не выкинешь, и какими бы ни были ассоциации, просто приветствие самое правильное.
Итак, меня зовут Гэбби, и я архангел.
Ну, на самом деле мое полное имя несколько длиннее – Гэбриел, Гавриил, Джибриль, а на моем родном языке вообще невыговариваемое. И да, я на самом деле архангел.
Тот самый. Божественный вестник. Ну, помните – «Радуйся, Мария, ты беременна» и всё такое. Впрочем, помимо утилитарной функции говорящего теста на беременность у меня есть (точнее были) еще гораздо более серьезные задачи. Я приносил людям Его мудрость, я управлял армиями ангелов, я был стражем мира, и я, в конце концов, ангел смерти. Многие верят, что за праведниками я прихожу с неимоверно острым ножом, избавляя их от мирских страданий, а вот грешники получают от меня медленное и мучительное благословение тупым и зазубренным кинжалом.