— Сиди здесь.
— Пожалуйста, Лен, отпусти меня.
— Сиди здесь, Джоан. Она успокоилась.
“Небеса не принадлежат грешникам, не принадлежат тем, кто глумится над верой. Нет, братья мои и сестры! Господь спас вас от Разрушения…”
То была другая ночь, другая проповедь, когда Лен встал на этот путь. Той ночью умер человек по имени Соумс. Борода его была рыжей. Они до смерти забросали его камнями, потому что Барторстаун был его родиной.
“…тысячу лет, — воскликнул проповедник, потрясая своей запыленной книгой, — ради этого вы должны работать. Помните о священном долге перед Господом!”
“Пусть слова эти фанфарами звучат во мне. Я могу сказать. Я могу убить человека, так же, как тот мальчишка в свое время — Соумса; и остаться на свободе.
Я могу не промолчать и показать дорогу в Барторстаун, как в свое время Бардит вел в Рефьюдж своих фермеров, и тогда многих ждет верная смерть, как когда-то Далинского. И Молох будет повержен”.
То была другая ночь. Ночь в Рефьюдже.
“Вправе ли я оросить все это кровью?”
“Алиллуйя! Да очистятся ваши души! Исповедуйте грехи ваши, дабы не низвергнул Господь вновь потоки огненные!”
— Ну, Лен? — голос Хостеттера.
“Как и той ночью, они вопили и визжали. А что, если я сейчас встану и исповедаюсь? Если принесу в жертву этого человека? Но от знаний избавиться невозможно.
А что, если свергнуть Молоха с огненным нутром и медной головой?
Знание несмотря ни на что будет существовать. В какой-то запыленной книге, в чьем-то усталом мозгу, спрятанное в подземелье, под другой горой. Открытое однажды, оно никогда не исчезнет”.
Хостеттер поднялся:
— Ты забыл мои слова, Лен. Ты забыл, что я не могу отпустить тебя.
— Иди вперед, — вполголоса попросил Лен. Он тоже поднялся, держа за руку Джоан.
Освященные светом факелов, они взглянули друг на друга. А толпа вокруг визжала и бесновалась.
“Я знаю, что железными оковами сковало этот мир. Они называют это верой. Есть другое название, более точное: страх. Люди сбились в кучу, словно стадо, укрывшись своим невежеством, нарекли его богом и действительно боготворят его. Это такая же ложь, как любой Молох. Все мы — и Соумс, и Далинский, и Исо, и, наконец, я предали этого бога. Но когда-нибудь обязательно придет завтра — пусть медленно и долго, но никакая сила не сможет остановить его.
Мне нечего сказать тебе, Эд. Все зависит от тебя” Хостеттер смотрел на Лена — плечи расправлены, ноги широко расставлены, угрюмое и непроницаемое лицо, затененное широкими полями шляпы. Теперь настал черед Лена ждать Так или иначе запретный плод съеден, сделанного не воротишь. И Лен сделал выбор.
— Чего ты ждешь, Эд? Делай свое дело!
— Никто из нас не способен на такое, — сдавленно произнес Хостеттер.
Он опустил голову, затем вновь посмотрел на Лена.
— Ну?
Люди кричали, падали на колени, рыдали.
— Я думаю, — начал Лен, — что сам дьявол сто лет назад пробрался в этот мир. Не его ли останки там, за бетонной стеной?
Проповедник воздел руки к небу в религиозном экстазе
— И все же вы все правы: лучше связать этого дьявола, чем весь мир, — Лен посмотрел на Хостеттера: — Вы не убили меня? Значит, не будете против моего возвращения?
— Это целиком зависит от меня, — сказал Хостеттер.
Он подошел к фургонам. Лен и Джоан последовали за ним. Навстречу, из укрытия, вышли двое с ружьями в руках.
— На первый раз ограничились беседой, — сказал Хостеттер, — если бы ты выдал меня, Лен, нас не спасли бы даже ружья. Теперь я вижу, что ты повзрослел, Ленни.
— Теперь я понимаю… Ты ждал проповеди?
— Да.
— Это тоже было частью испытания?
Хостеттер кивнул. Мужчины с подозрением поглядывали на Лена, щелкая предохранителями.
— Теперь я вижу, что ты был прав, Эд, — сказал один из них. — Но все равно, на твоем месте я не пошел бы на такой риск.
— Я знаю этого человека много лет, и поэтому лишь немного волновался, не более того
— Что ж, теперь он твой.
Незнакомцы отошли. Каратели Шермэна растворились в темноте.
При мысли о том, сколько бед он причинил этому человеку, Лен покраснел от стыда.
— Я — причина всех твоих бед, — обратился Лен к Хостеттеру.
— Я ведь говорил, что чувствую себя ответственным за твою судьбу с тех пор, как ты ушел из дому.
— Я обязательно отплачу тебе за все, что ты сделал для меня
— Уже отплатил, — с горечью сказал Хостеттер.
Они устроились в фургоне.
— Ну, а ты? — теперь Хостеттер обращался к Джоан — Ты готова вернуться домой?
Она заплакала, уставившись неподвижно на свет факелов.
— Этот мир ужасен, — наконец выдавила она, — и я ненавижу его.
— Нет, не ужасен. Он просто далек от совершенства. И ничего нового в этом нет, — сказал Хостеттер Он тряхнул поводьями, прикрикнул на лошадей, и фургон медленно покатился в темноту.
— Когда мы отъедем подальше, я передам по радио Шермэну, что мы возвращаемся, — сказал Хостеттер.