Гутиэррез издал звук, похожий на смешок. Лен вновь покачал головой:
— Я не понимаю. И к тому же не думаю, что хочу разобраться во всем этом. Во всяком случае, не сегодня, не сейчас. Вы рассказываете мне не о машине, а о чем-то совсем другом, и я не желаю больше вас слушать.
— Она способна совершить любую вычислительную операцию и запомнить ее? — спросил Исо. — Но это совсем не свойственно машине. Это скорее похоже на э… — он неожиданно замолчал, а Шермэн с деланным безразличием произнес:
— Некоторые называют ее электронным мозгом. Но это неверно, — продолжал Шермэн, — Клементина способна думать не больше, чем обычный паровой двигатель. Это всего-навсего машина, — он внезапно обернулся. Лицо его было суровым, голос пронзительным. — Я не тороплю вас. Не тешу себя надеждой, что вы сразу поймете, о чем я говорю, и сразу ко всему приспособитесь. Я дам вам для этого достаточно времени. Однако мне хотелось бы напомнить: вы прошли через ад, чтобы попасть в Барторстаун, и вот вы здесь, и мне безразлично, разочарованы вы или нет — вам придется со всем смириться. Все мы выполняем определенную работу, свою работу, хотя нас никто об этом не просит, так уж получилось. Мы будем продолжать свое дело невзирая на то, что думают по этому поводу два отпрыска, выросших на ферме.
Он стоял, не шевелясь, и Лен подумал, что он чем-то похож на Бардита, у того тоже был такой взгляд, когда он говорил: “На нашей земле никогда не будет городов”.
— Вы сказали, что пришли сюда за знаниями? Мы откроем перед вами все пути. Однако конечный результат будет зависеть только от вас самих.
— Да, — поспешно сказал Исо, — конечно, сэр.
“Голова моя совершенно пуста, — думал Лен. — Такое впечатление, что все мысли выдуло ветром. А он смотрит на меня и ждет, что я отвечу. Так или иначе, мы попали в ловушку, которую сами же создали. А впрочем, весь мир в ловушке. Разве не от этого мы бежали? Все вокруг боялись, и я ненавидел их за это. И мне нечего ему сказать. О Господи, помоги мне подобрать слова, он ждет, и мне некуда скрыться”.
— Когда-нибудь, — сказал Лен, и брови его напряженно доползли вверх, и он стал похож на мальчика, сидящего на крыльце рядом с бабушкой теплым октябрьским днем, — сила атома вернется вновь, и никто не сможет остановить ее.
— Да, то, что однажды было открыто, не забывается.
— Так же, как города.
— Наступит время, и они неизбежно возродятся.
— И все повторится вновь: и города, и бомбы, если вы сейчас не остановитесь.
— До тех пор, пока люди не попытаются изменить завтрашний день, это может случиться.
— Значит, — Лен все еще безрадостно хмурился, — все просто идет своим чередом. В таком случае все, что вы делаете, правильно, — он с трудом заставлял себя говорить.
Исо подошел к панели машины. Он осторожно дотронулся до нее.
— Можно нам посмотреть, как она работает?
— Позднее. Недавно мы закончили разработку трехлетнего проекта и сейчас отключили ее, чтобы все тщательно проверить.
— Три года… — сказал Гутиэррез. — Я хотел бы, чтобы меня тоже отключили. Разбери на части мой мозг, Фрэнк, а затем вновь собери его, — разволновавшись, он ударил рукой по панели: — Фрэнк, она ведь может ошибаться.
— Ты прекрасно знаешь, что не может, — Эрдманн сердито посмотрел на него.
— Блуждающий заряд, немного пыли могут помешать ей, и как ты узнаешь об этом?
— Джулио, ты прекрасно понимаешь, если что-нибудь будет не так, Клементина отключится автоматически и объявит о своей неисправности.
Шермэн прервал разговор, и все молча направились в проход. Гутиэррез шел позади. Сквозь сомнения и страхи, терзавшие Лена, звучал голос Гутиэрреза: “Она оожет ошибиться”.
Часть 23
Хостеттер стал для Лена надежным пристанищем в водовороте жизни. Он был звеном, некогда связавшим Лена с Барторстауном, и старым другом, дважды спасшим его от смерти. Лен очень привязался к нему.
— Думаешь, это правильно? — спросил Лен, обращаясь к Хостеттеру, заранее зная ответ.
Они спускались вниз по дороге, удаляясь от Барторстауна. Шермэн и остальные заметно отстали, возможно, нарочно, для того, чтобы оставить Лена и Исо наедине с Хостеттером. Он взглянул на Лена:
— Да, я так считаю.
— Но работать с ним, держать его в рабочем состоянии… — задумчиво произнес Лен. Он с наслаждением вдыхал пронизанный солнцем воздух. Каменные стены Барторстауна больше не довлели над ним, Лен точно знал: он больше не хочет спускаться туда, но понимал, что должен будет сделать это еще не один раз, независимо от своего желания.
— Я ведь предупреждал, что многое здесь придется тебе не по душе, — сказал Хостеттер.
— Но ты не боишься? — сказал Исо.
Глубоко задумавшись, он пинал носком ботинка дорожные камни. Высоко в горах в лучах заходящего солнца дремала деревушка Фол Крик, похожая на Пай-перс Ран, если бы Сатана не расставил возле нее цепи гор.
— Нет, — ответил Хостеттер. — Никто никогда не говорил мне, что город — то, что запрещено, неправильно, опасно или проклято Богом. Мы никогда не принимали чужеземцев. Нас некому было предостерегать.
— А мне наплевать, проклята Богом эта штука или нет, — сказал Исо. — Единственное, что меня волнует, — это не сделает ли она меня калекой.
— Нет, если ты не попадешь за щит.
— И она не обожжет меня?
— Нет.
— И не погаснет?
— Нет. Может погаснуть паровой двигатель, но не реактор.
— Что ж, хоть это хорошо, — глаза Исо загорелись, он неожиданно рассмеялся. — Интересно, что думают о нас эти старые ослы из Пайперс Рана. Ведь они собирались публично высечь нас за какое-то старое радио. Господи, думаю, они убили бы нас на месте, а, Лен?
— Вряд ли, — мрачно отозвался Хостеттер. — Скорее всего, вас постигла бы участь Соумса.
— Я не собираюсь предоставлять им такую возможность. Атомная энергия — сильнейшая в мире! — от волнения его руки сжались в кулаки, затем он вновь спросил: — Ты уверен, что это безопасно?
— Я же сказал тебе, — Хостеттер потерял терпение. — Реактор уже целое столетие здесь, и до сих пор не причинил вреда ни одному человеку.
— Мне кажется, — сказал Лен, подставив лицо прохладному ветру, — нам еще рано жаловаться.
— И это действительно так.
— А еще, я думаю, в правительстве знали, что делают, когда отдавали приказ строить Барторстаун, — неуверенно произнес Лен.
“Они тоже боялись, — шептал прохладный ветерок. — В их руках была слишком большая сила, они боялись, что не удержат ее”.
— Да, конечно, — сказал Хостеттер.
— Господи, — сказал Исо, — как было бы здорово, если бы они нашли способ обезвреживать бомбы.
— Я думаю, у каждого жителя Барторстауна комплекс вины из-за этого. Но тогда было другое время.
— Время? А может, и причина была другая?
— Сколько времени это займет? — спросил Лен. — Мне кажется, не меньше столетия.
— Боже мой, да знаешь ли ты, сколько времени потребовалось для разгадки мощи атома? Первое предположение о его строении принадлежит еще греку Демокриту.
— Да, но Шермэн сказал, что при помощи той машины… — не удержался Исо.
— Конечно, Клементина сократит время. Но все равно, кто может сказать, сколько потребуется времени, сто лет или год?
— Но с машиной…
— Дело не только в машине. Она ведь не может извлечь ответ на твой вопрос из воздуха.
— Я хочу увидеть, как она работает, — глаза Исо блестели. — Неужели она действительно… — он заколебался, прежде чем выговорить невероятное слово, — неужели она думает?
— Нет, во всяком случае не так, как ты себе это представляешь. Когда-нибудь Эрдманн объяснит тебе все.
Хостеттер обратился к Лену:
— Думаешь, создавать мозг — это привилегия Господа?
Лен покраснел, чувствуя, что Шермэн прав, и обиделся на Хостеттера за его тон.
— Да, я думаю, это так.
Исо хмыкнул.
— Ты еще насмехаешься, Исо, черт тебя подери! — Лен окончательно разозлился. — Ведь если бы не я, ты до сих пор выгребал бы навоз на ферме своего папочки!
— Ладно уж, — Исо готов был уничтожить его взля-дом, — вспомни, для чего мы здесь, кончай скулить и плакаться.
— Я никому не плакался.