— Да не может быть! — воскликнула Мила, — Я ему верю! Он бы никогда…
— Довольно! — рявкнул Пушкин так громко, что девушка подпрыгнула от неожиданности, — Не смей перечить мне! Я твой отец и знаю, что для тебя лучше! А этот проходимец… Он заплатит за то, что посмел тебя использовать!
Пушкин тяжело дышал, его глаза полыхали неистовым безумным огнём. Мила испуганно отшатнулась от него. Что на него нашло? Откуда такая ненависть к Киру? И почему он так резко изменился, едва она стала возражать? Что-то здесь было нечисто…
Глава 26
И снова Ключевой мир
И тут, за спиной князя Пушкина, раздался голос:
— Князь, кажется, вы слишком строги к вашей дочери.
Пушкин резко обернулся. За его спиной стоял никто иной, как я, и дружелюбно улыбался. На лице Пушкина возникло отчётливое изумление:
— Ты откуда здесь взялся? — изумлённо воскликнул он.
— Кир! — воскликнула Мила, на её лице появилась улыбка, словно солнце взошло над горизонтом.
Я улыбнулся Миле и подмигнул ей. После чего снова посмотрел на Пушкина:
— Князь, вы слишком строги к своей дочери, — сказал я, — Мила уже доказала свою силу, в одиночку справившись с довольно опасными противниками. В конце концов, вы не сможете вечно защищать её. Окружающий мир очень опасен. Девушка должна будет научиться жить своим разумением и своей силой. А вечная опека лишь будет сдерживать её потенциал.
— Долгорукий, не лезь не в своё дело, — процедил Пушкин.
— И чем же вы оправдаете то, что заколдовали собственную дочь? — спросил я, — Пусть даже ради её блага.
Я подошёл к Миле и вытащил из её головы Книгу Судьбы — красивую книгу в позолочённом переплёте. На обложке был живой портрет самой Милы. Пушкин и Мила вытаращили глаза, не веря увиденному:
— Что, что это такое? — удивлённо произнесла Мила.
— Как ты смог достать книгу судьбы? — воскликнул Пушкин.
— Молча взял и достал, — пожал я плечами.
Я открыл книгу на последней странице и увидел надпись: «Милa во всем беспрекословно слушается своего отца». Причём сделана эта надпись была совершенно другим почерком, нежели весь основной текст. Одним движением пальца я стёр эту надпись из книги Милы.
— Родителей, конечно, надо слушаться, — сказал я, — но лишь до определённого момента. Дальше человек должен идти по жизни со своей волей. А чрезмерная опека лишь ограничит твой потенциал.
Я вернул книгу обратно в Милу. Девушка глубоко вздохнула, её глаза на мгновение широко распахнулись:
— Ах!.. — Лёгкий стон сорвался с её губ.
Пушкин ничего на это не ответил. Его очертания померкли, и он развеялся словно дым. Скорее всего, это был ненастоящий Сергей Александрович — некий морок, защитная сущность или типа того. Последний, так сказать, рубеж защиты, чтобы заблокировать книгу судьбы Милы от постороннего вмешательства.
— Кир, о боже! — Мила бросилась мне на шею. Мы крепко обнялись. Я гладил её по спине и плечам, чувствуя, как её волосы щекочут мне лицо. Мила всхлипывала и что-то неразборчиво говорила. Её переполняли сильные эмоции. Такие сильные, что она, похоже, на какое-то время потеряла дар связной речи.
— Ну ну, всё хорошо, — ласково произнёс я, — Ты в безопасности, Мила. Тебе больше ничего не угрожает. И самое главное — теперь твоя воля больше никем не контролируется.
— Я не могу поверить, что папа сделал это со мной, — прошептала она, — Он ведь обещал, что никогда так делать не будет. Он раньше делал это только с особо буйными аномалиями, которых нельзя было контролировать.
— Видимо, события в подвале моего дома, когда нас пытались принести в жертву, сильно повлияли на Пушкина, — сказал я, — И он решился пойти на очень крайние меры.
— Я до сих пор не верю, — прошептала Мила.
Очертания иллюзорного мира вокруг нас потеряли свою чёткость и размылись. А потом и вовсе полностью развеялись. Мы с Милой снова стояли в разрушенном подземелье, чьи стены были оплавлены пылающим огнём. Мы стояли в обнимку, а в моей руке сверкало золотое ядро тёмного Бога. Вокруг нас весело прыгал Мурзик. Он то гавкал, то мяукал, прыгал очень высоко, периодически касаясь влажным носом то наших лиц, то наших рук. Его весёлый визг и скулёж переполняли самые неподдельные чувства.
Неподалёку стояла Вера с крайне озадаченным лицом:
— Я ничего не поняла, — с виноватым видом произнесла она. Но тут её лицо озарила лёгкая улыбка, — Ну, вроде бы всё хорошо закончилось.
— Да, — сказал я, — но только лишь этот этап. Сейчас нам надо найти князя и остальных девушек.
— Ну как нам это сделать? — воскликнула Мила, отстранившись от меня.
— Ну, способ есть, — улыбнулся я, — Теперь, когда я вас всех нашёл, можно действовать чуть более решительно.
Я поднёс древко топора к мордочке Мурзика. Мурзик понюхал его, особое внимание уделив сверкающей белоснежной полосе. Тот решительно тявкнул, его глаза сверкнули:
— Отлично, — улыбнулся я, — Что ж… Пора выдвигаться отсюда!
Я решительно зашагал вперёд, сжимая топор. Передо мной бежал Мурзик, выражая готовность следовать за мной куда угодно. Девушки двинулись следом, тихо переговариваясь.
Мы шли вперёд по узким извилистым тоннелям, кое-где заваленным обломками камней. Под ногами хрустели кости каких-то существ, а в воздухе стоял едкий запах гари.
Вера и Мила шли рядом, держась за руки. Хотя я замечал, что они разговаривают в основном на нейтральные темы, избегая затрагивать недавние события. О чём именно они беседовали, я не прислушивался. Тем не менее у меня сложилось ощущение, что Мила и Вера смогли поладить. Насколько это было возможно в сложившейся ситуации.
Главным образом моё внимание было сосредоточено на поисках возможной опасности. Я внимательно вглядывался в темноту, прислушивался к каждому подозрительному звуку, готовый в любой момент сорваться в бой.
Но пока нам не встретилось никаких угроз. Мы благополучно прошли уже два поворота тоннелей, один обвал с завалом из камней и мимо нескольких темных ниш.
— Направо пойдём или налево? — спросил я, освещая фонариком очередную развилку путей, — Куда нам теперь?
Мурзик с подозрением посмотрел сначала на один проход, потом на другой. Понюхал землю у правого прохода, а потом у левого. Недовольно фыркнул, а потом и вовсе рявкнул, как будто его что-то очень сильно раздражало. Потом посмотрел на меня и поскрёб лапой пол под своими ногами.
Я задумчиво посмотрел на Мурзика. Он как будто что-то унюхал, но не совсем понятно, что он имеет в виду. Мурзик парень умный, но по-человечески изъясняться всё-таки не умеет.
Мурзик снова поскрёб коготками пол под собой, посмотрел на него, а потом посмотрел на меня и тявкнул.
— А, я, кажется, понял тебя, — кивнул я, внимательно глядя на котопса, — Хороший мальчик.
Мурзик завилял хвостом и приосанился, очень собой довольный.
Мила и Вера удивлённо переводили взгляды то на меня, то на Мурзика. Происходящее от них пока что ускользало.
— Посторонитесь, дамы, — сказал я, присев на землю, — И ты, Мурзик, тоже. Сейчас будет опасный трюк.
Мурзик как самый сообразительный из нас всех сразу же отскочил подальше. Вера и Мила тоже поспешили отойти к стене. А я же ударил топором по каменному полу. Обычно в таких ситуациях каменная поверхность тут же разлетается на множество осколков. Но не в этот раз. Часть пола замерцала и пропала, оказавшись чем-то вроде плотной иллюзии. А под ней я увидел каменные ступеньки, ведущие к величественной арке. Внутри неё мерцало загадочное сияние, точно такое я уже видел, когда сражался с големом и выбирался из ловушки. Именно через такое сияние мы и вернулись с Мурзиком в реальный мир.
— Кажется, Пушкин использует подобную магию для перемещения между измерениями, — сказал я.
И да, запах печёной картошки в мундире здесь ощущался особенно сильно. Он прям-таки хлынул в мои ноздри, стоило только иллюзии пропасть.