А Катя в это время ходила по своей комнате, глядя то на часы, то в окно, не зная, на что решиться...
Племянники проводили Александра до ворот Летнего сада, выходящих на набережную, где его поджидал открытый экипаж. Вокруг толпились любопытные и желающие подать Государю прошение или жалобу.
Государь чуть наклонил голову в знак приветствия и уже было собрался сесть в коляску, как вдруг из толпы выскочил молодой человек[4]. Государь удивлённо обернулся к нему и увидел, как тот, выхватив из-за полы пальто пистолет, наводит его на него...
Грохот выстрела слился с грохотом от упавшего с подоконника горшка с цветком, который нечаянно задела Катя.
Катя собирала с пола рассыпавшуюся землю, когда без стука вбежала её невестка.
— Ой, какой ужас! В Государя стреляли.
— Господи... — Катя опустилась на пол. — Где?
— У Летнего сада.
— Он жив?
— Да. И чудо — невредим.
— Он доказал, доказал!
— Что доказал? Кто доказал?
— Ах, нет, ничего, — и она бросилась к выходу.
Катя подбежала к воротам. Там по-прежнему толпились люди и возбуждённо обсуждали происшедшее. Она прошла в сад, пошла по аллее. Она понимала, что его здесь нет, что её приход сюда бессмыслен, но и дома оставаться она не могла. Она вышла через калитку и крикнула извозчика.
— В церковь, — велела она извозчику.
— В какую, ваше благородие?
— В любую. В Казанский собор.
В соборе она молилась. И вдруг почувствовала на своём плече чью-то руку. Она обернулась — это был Рылеев.
Государь только недавно уехал. Он тоже благодарил Господа за чудо.
Он был здесь? — изумилась Катя.
Да. А вы не знали? — Рылеев недоверчиво посмотрел на неё. — А я думал... Но тем более хорошо, что вы оказались тут. Государь просил меня ехать за вами и пригласить, если вы соблаговолите, приехать к Его величеству к пяти часам.
Катя заметалась.
— Почему? Я не знаю... Нет, нет, это невозможно... Да, конечно, поедемте. Скорее...
Рылеев подал ей руку, помогая подняться.
— У нас ещё есть время.
Мария Александровна[5] лежала в постели.
— Я тебе сколько раз говорила, Александр, нельзя так беззаботно себя вести. Ходить одному, без охраны... Страна бурлит. Ты разворошил осиное гнездо, дав волю крестьянам.
— Я дал им то, чего они столько веков хотели.
— Неужели ты не знаешь свой народ? Ему только дай палец... Это такое чудо, что террорист промахнулся. Это Господь отвёл его руку. Запомни этот день. Он явил тебе сегодня свою милость. Но не искушай Его больше. Ты обещаешь?
— Конечно, Мари. Я тронут твоим волнением, но я не могу прятаться от своих подданных. Преступники есть в каждом народе, но не менять же мне свои привычки из-за этого.
— Но последний год ты особенно часто стал гулять один. И здесь, и в Царском. Если тебе так уж это нужно, бери охрану. Я сегодня же скажу Рылееву, это он виноват. Где он теперь? Во дворце?
Александр замялся.
— Я... Я не знаю...
Катя ходила по кабинету, садилась, но тут снова вставала и начинала ходить из угла в угол.
И тут дверь открылась, и вошёл Александр.
Она вскрикнула и бросилась к нему. Они молча обнялись и так стояли некоторое время. Потом он опустил её на диван и сел рядом, держа за руку.
— Ты помнишь, когда вчера я сказал тебе, что жизнью своей готов доказать мои к тебе чувства, я не думал, что это может случиться так буквально, но если это плата за то, что ты сейчас здесь в моих объятиях, то я с радостью готов заплатить её ещё раз. Что ты так смотришь на меня? Ты не веришь мне? Готов, готов, и даже больше. И если бы повторился вчерашний день и я бы знал, что меня ждёт сегодня в Летнем, я бы всё равно позвал тебя туда. И снова бы заплатил эту цену — удивление, страх, радость — все какие-то доли секунды, но я помню их так отчётливо, как будто длились они долгие часы. И ещё понимание того, что это знак свыше, значит, Господь хочет, чтоб мы были вместе. — Александр поднялся. — Ты извини, я теперь должен покинуть тебя, там наверху меня ждут члены Государственного совета и министры, все хотят поздравить с избавлением. Но я хочу, чтоб первой это сделала ты, — он протянул ей руки.
Она встала на цыпочки и поцеловала его — сначала в один бакенбард, потом в другой. Он привлёк её и поцеловал в губы.
— Вот с чем меня надо сегодня поздравлять, — сказал он ей. — Да разве они догадаются?..
Александр беседовал с Горчаковым[6], министром иностранных дел.
— ...И ещё, Ваше величество. По случаю счастливого избавления Вашего величества от покушения Конгресс Североамериканских Соединённых Штатов направил к нам, помимо письма, делегацию во главе с заместителем министра морского флота Фоксом.
— Ну что ж, надо принять их с максимальными почестями. Их визит как-то связан с продажей Аляски?
— Не думаю, Государь, скорее это желание укрепить наши дружеские отношения, дать нам понять, что наши интересы лежат не только в Европе, но и могут простираться на американский континент. Договор о продаже им русской Америки — это одно из подтверждений тому, о, и думаю, не единственное.
Хорошо, Александр Михайлович, распорядись насчёт делегации. Я их приму тотчас же по приезде. — Александр встал.
— Ваше величество не желает ознакомиться с депешей нашего посла в Японии — по поводу Южных Курил?
— Не сейчас, князь, в другой раз. Сейчас я весьма тороплюсь. Курилы подождут, а есть дела, которые ждать не могут...
Катя, полуобнажённая, лежала на оттоманке в объятиях Государя. Его костюм тоже был в полном беспорядке. Он ещё не отдышался после близости.
— О, Господи, как всё быстро... Год я ждал этого мига, год, в самых тайных мечтах представлял это, а сейчас, когда чудо свершилось, я не могу даже его вспомнить, я был словно в беспамятстве... Ты слышишь меня?.. Катенька, ангел мой...
Катя открыла глаза, посмотрела вокруг, словно не понимая ещё, где она находится. Постепенно её взгляд обрёл осмысленность. Она посмотрела на Государя, на себя — растерзанную и, ужаснувшись, попыталась натянуть на себя своё платье, чтобы хоть как-то прикрыть наготу.
— Не надо, погоди, — Александр потянул платье к себе. — Я хочу видеть тебя. Хоть сейчас, когда ко мне вернулись зрение и слух, я хочу запомнить тебя такой — моей, моей... Господи, ты моя. Правда ли это, не сон ли? Скажи, что это не сон, что ты моя... — Катя уткнулась в ладони, пряча лицо. — Погоди, не уходи от меня, я хочу сказать тебе очень важную вещь. Ты, верно, ругаешь теперь себя и меня, ты в растерянности перед тем, что случилось, и перед тем, что будет потом, я вижу это по твоему лицу, ты напугана и смятенна, но послушай, что я скажу, любовь моя. — Он повторил медленно, почти по слогам: — Любовь моя... Я сейчас не свободен, но при первой возможности я женюсь на тебе, ибо отныне и вовеки я считаю тебя своей женой перед Богом... Я не знаю, когда это случится, на то Божья воля, но это будет, будет, я знаю, ты верь мне, верь... Веришь? — Она неуверенно кивнула. — Всё будет, как я сказал. Мы навеки вместе и никогда больше не расстанемся.
4
4 апреля 1866 г. в императора Александра II при выходе его из Летнего сада в Петербурге стрелял Дмитрий Владимирович Каракозов (1840-1866). Схваченный на месте преступления Каракозов был арестован, и 31 августа 1866 г. верховный уголовный суд приговорил его к смертной казни. Он был повешен в Петербурге на Смоленском поле.
5
Мария Александровна (1824-1880) — жена цесаревича Александра, будущего императора Александра II с 1841 г., императрица российская с 1855 г. Дочь герцога гессен-дармштадского принцесса Максимилиана-Вильгельмина Августа София Мария.
6
Горчаков Александр Михайлович (1798-1883) — князь, дипломат. В 1856-1882 гг. — министр иностранных дел. Благодаря его дипломатическим усилиям был обеспечен нейтралитет европейских держав во время русско-турецкой войны в 1877-1878 гг. С 1879 г. по состоянию здоровья фактически отошёл от дел.