У божественной святыниВзор свободней и смелей,Чем у выступившей нынеСтрочке блуда на стене.
Как в насмешку дням кровавым.Отлетевшим в даль времён.На стене ПОБЕДА KNAUFГолубым горит огнём.
Не зелёным и не красным.Никаким другим-иным:Мирно-ласковым, прекрасным.Безмятежно-голубым…
Я – и KNAUF. Третий – лишний..Я – и надпись на стене…Говорят, сегодня НицшеПоднимается в цене…
Одичало ржавым ворсомТравы с небом не в ладу.Атакуемый вопросом.Безответен, я иду.
А вопрос толкает дратьсяИли – в лестничный проём:Как же так паскудно, братцы.Мы Победу продаём?
Звуки траурного маршаНад могилами звучат.Кирпичи, как пачки фарша,В штабелях кровоточат.
Над Ижорой, по-над речкойДо сих пор руин не счесть…Речь немецкая овечкойХодит нашу травку есть.
Щиплет травку вроде боком.Сознавая, что в гостях —Но пощипывает токомДом, стоящий на костях:
В двадцати шагах отсюдаСпит Ижорский батальон,И сигналит, словно зуммер,Неистлевший медальон.
Медальонам счёт неведом?Похоронкам счёт забыт?В сочетании с ПобедойВводит KNAUF новый быт?..
В подворотне лает Жучка.По реке плывёт топор.В переводе KNAUF – «ручка»Означало с давних пор…
Помнит горькое Победа,Не укроет никуда —Расстреляли людоедаЗдесь, на улице Труда…
Исстрадались в горе вдовы.Смотрят в прошлое, назад.Где ни дня без крови новойНе держался сущий ад.
В царстве скверны и бедламаЛишь осталось – позови! —Стать прислугой в храме ХамаХрама KNAUF-на-Крови…
Не случайно веет кровьюС наступающей грозой…Ветеран поводит бровью —Совладать бы со слезой…
Кто печаль его измерит.Кто узнаёт по глазам?Эх, Москва слезам не верит.Питер верит ли слезам?!.
«Имя Твоё в интернете искать ли…»
Имя Твоё в Интернете искать линочами напрасно? —В стоге душистого сена, где клевер,люпин и ромашкиКорпоративно, подобно наградам —за гробом – на красномМиссию выполнить смогут ужебез промашки.Там ли иголку искать, что внезапнопронзит и беспечноСердце приколет в коллекциик бархату неба…В стоге созвездий искать ли тебя.Неизвестный Навечно,Где так заманчиво млечностьтечёт в бесконечность?..
«Бронзовея, прямые, как совесть…»
Михаилу Дубину
«Бронзовея, прямые, как совесть.Смотрят старые сосны в закат»;Каждый день – как отдельная повесть.Каждый ствол – как отдельный солдат:
Знает место своё в обороне.Прочен в деле, не резов в речах.Серебрятся могучие кроны.Утопая в закатных лучах.
Жала пуль и осколков в древесныхДо поры затаились телах.Что же ныне в ряды неуместныхВстали речи о ратных делах?..
Бередят засмолённые раныОтнимая покой по ночамИ скрипят старики-ветераны.Не спеша обращаться к врачам.
Что теперь о свинцовых привесках,О довесках осколков стальных —Бьётся новое время в подлесках.Как в истерике, в ритмах шальных.
То ли хмари болотной завеса.То ли мозглый холодный туман.Обнимает подножие леса.Наводя на деревья дурман…
Только в кронах всё резче суровостьИх судьбы позади перекат…«Бронзовея, прямые, как совесть.Смотрят старые сосны в закат».
Меж хлебом и огнем
«На себя взглянуть издалека…»
На себя взглянуть издалека.На себя сегодняшнего, вдругПризрачность блокадного пайкаВспомнить полукружиями губ.
На себя взглянуть со стороныИ услышать сердцем позывнойВечно нестареюшей страны —Детства, опалённого войной.
На себя взглянуть из той ночи —В комнате с зашторенным окномТы обогревался у свечиС мыслями о хлебе об одном.
Помолчать у каменной плиты,У которой меркнет белый свет.Чистым снегом – белые цветы.Чёрной тенью – даль блокадных лет.
«Холоден камень… Осенняя тишь…»
Холоден камень… Осенняя тишьМожет ли ранить?Время, куда ты так быстро летишь.Мучая память?
Город, припавший к плечу моему —Друг и товарищ.Вижу его распростёртым в дымуЖадных пожарищ.
Слышу отчётливо в сердце своёмСтук метронома.Общая доля – крещенье огнёмОтчего дома.