— Со мной всё в порядке, — смог выдавить я. — Во всяком случае, не сравнить с теми беднягами.
— От вас мало толку, — сказал он с укором. — Я ожидал большего от такого опытного человека, как вы.
— Чего же?
— Думал, вы сможете по их виду определить, какими пиратами они были при жизни. Чтобы можно было сделать вывод: вот как следовало жить, чтобы встретить смерть с гордо поднятой головой. Я действительно надеялся на большее содействие.
Я не хотел разочаровывать его и пристально вгляделся во всех троих. И вскоре, когда они были совсем близко, я узнал их. Да-да, это были люди Тейлора, рядовые матросы, скромные и ничем особым не выделявшиеся. Подобно другим, они присоединились к нам в море, когда мы захватили приз. Они терпеть не могли своего капитана, их плохо кормили, они надрывались на работе — в команде не хватало людей, — и никакой надежды впереди; в общем, обычные матросы, только и всего, насколько я мог судить. Они хотели лишь немножко улучшить свою жалкую жизнь. За что теперь и будут повешены.
Их подняли на помост и поставили каждого перед лестницей под верёвкой. И сразу видно стало, что дерзкие манеры третьего парня были просто кривлянием. Увидев петлю, он замолчал и больше не петушился, как и другие. Более того, ноги у него задрожали, и он едва мог держаться прямо.
— Видите, — сказал я Дефо и тоже ткнул его локтем, — единственное различие заключается в том, что он не представлял себе, как это всё будет. Ему нужно было сначала увидеть всё воочию, собственными глазами. Таких очень много среди пиратов, возьмите себе на заметку.
Стали торжественно зачитывать приговор:
— Томас Робертс, Джон Кейн, Уильям Дейвисон, именем и властью Его Величества короля Великобритании Георга каждый из вас приговаривается к следующей мере наказания. Поскольку вы, открыто презирая и нарушая законы страны, коим должны были подчиняться, объединились со злобными намерениями, взяв на себя посредством определённых статей своего устава обязательства грабить и разорять морские торговые пути Его Величества, и вследствие того, что вы, согласно этому злому умыслу, принимали участие в нападениях на тридцать два корабля в Вест-Индии и вдоль африканского побережья, — за совокупность всего содеянного и на основании свидетельских показаний честных и достойных доверия подданных Его Величества, вы признаны изменниками, грабителями, пиратами и врагами человечества.
Казалось, что осуждённые ничего не слышат. Они стояли, опустив голову, а судебный исполнитель продолжал читать приговор:
— Томас Робертс, Джон Кейн, Уильям Дейвисон, каждый из вас приговаривается к возвращению на родину, где вы должны быть подвержены казни через повешение на Лобном месте, между отметками высокой и низкой воды. После наступления смерти ваши тела снимут с виселицы и повесят на цепях.
Я и пришёл сюда, чтобы увидеть и услышать именно это. И что же я услышал: что я — враг всему проклятому человечеству, вот и всё! О чём тут ещё говорить? Если жалкие бедолаги, едва ли муху обидевшие в своей жизни, приговорены к смерти, каково же будет торжество справедливости, если наложат лапу на меня? В списках адмиралтейства я точно не числюсь, и Дефо будет держать рот на замке, но достаточно единственного свидетеля из подданных, называемых честными и достойными доверия, чтобы отправить меня на виселицу. Чем тогда мне помогут мои перчатки и немеченые руки?
— Ещё что-то, — сказал Дефо.
Судебный исполнитель вытащил новый документ.
— Теперь я прочитаю декларацию от имени осуждённых. «Мы, Томас Робертс, Джон Кейн и Уильям Дейвисон, глубоко раскаиваемся и сожалеем о том, что мы богохульствовали и не слушались родителей. Сквернословя и посылая проклятия, мы всуе поминали славное имя Господа и говорили о нём непристойности, что является грехом. Мы прогневили Святого Духа, совершая пиратские и разбойничьи деяния вплоть до убийства. Но не меньшим грехом было и наше пьянство. Крепкие напитки возбуждали и ожесточали нас до такой степени, что мы совершали поступки, одни воспоминания о которых для нас хуже смерти. Мы хотели бы, чтобы капитаны кораблей не обращались жестоко и дурно со своими людьми, что делают многие их них, и именно это вводит нас в искушение. Мы воистину питаем отвращение к грехам, отягчающим нашу совесть. Мы предупреждаем всех людей, и в особенности молодёжь: не надо совершать подобных грехов. Наш пример должен стать предостережением для всех. Мы просим прощения, ради Христа, Спасителя нашего; и вся наша надежда — в его руках. Да смоются его кровью все наши постыдные грехи. Мы очистили свои зачерствевшие, полные злобы сердца. Мы ждём, что Бог проявит к нам милосердие. Смиренно благодарим слуг Христа за те усилия, которые они употребили для спасения наших душ. Да вознаградит Господь их доброту. Мы не отчаиваемся, а надеемся, что Бог благодаря заступничеству Христа будет милосердным к нам, и когда мы покинем сей мир, нас возьмут в его царство. Мы желаем, чтобы на всех, и в особенности на моряков, снизошла Божья благодать в тот день, когда они увидят, что случилось с нами».
Голос судебного исполнителя отзвучал, стояла могильная тишина. На многих эта чушь явно произвела впечатление. Священники сидели с довольной ухмылкой. Но их Бог и пальцем не шевельнул, чтобы помочь морякам, не оставить их в беде. Он был на стороне капитана, когда тот приказывал драть моряков плёткой, урезал их дневной рацион, забирал их жалованье, заставлял их в шторм лезть на мачту и не мешал им умирать от болезней, если благодаря смерти можно было сэкономить деньги в кассе судовладельца. А кто насылал такие штормы, из-за которых корабли гибли в море, такие шквалы, что бывалые матросы исчезали за бортом, ибо руки у них застывали и не могли держаться за реи?
Теперь, когда исповедь осуждённых была зачтена, они подняли головы. Судебный исполнитель вновь крикнул:
— Пусть это всем даст пищу к размышлению. Больше я уже не мог сдерживаться.
— Тысяча чертей! — загремел я своим квартирмейстерским голосом. — Богу просто плевать на матросов и простых людей!
Ни звука не послышалось в ответ. Но я и все стоявшие рядом увидели, как трое осуждённых вздрогнули и оживились. Я стоял в первом ряду. Мой взгляд встретился с их взглядами. И вдруг, Томас Робертс — единственный, кто ещё, вопреки всему, что-то соображал, завопил:
— Сильвер, Джон Сильвер! Спаси нас от виселицы!
Началось нечто невообразимое — какая удача, иначе мне сразу пришёл бы конец. А так я, затесавшись в толпе, отошёл подальше и опять заорал:
— Бегите! Банда Тейлора здесь, она прибыла, чтобы освободить заключённых!
Толпа ещё больше зашумела, забурлила, и я легко проскользнул сквозь поток людей, перешёл на другой берег реки и направился в «Кабачок ангела». И что же я увидел? Господина Дефо со стаканом в руке, окружённого полицейскими, будто он был самим Тейлором. Я понял, что Дефо и не подумал убежать. Когда я начал шуметь, он сделал вид, что просто не знает меня. Вот теперь и расплачивается. Так что на какой-то миг, пока он объяснялся, он почувствовал на себе, что такое быть схваченным в качестве врага человечества. И, возможно, он осознал наконец, что позорный столб — это, если уж говорить честно, ничто по сравнению с виселицей.
Людская толпа в основном рассосалась, и на освободившемся пространстве, конечно, не обнаружили никого из команды Тейлора. Во всяком случае, мне удалось добиться, чтобы Томас Робертс, Джон Кейн и Уильям Дейвидсон могли отдать душу в мире и спокойствии, да будет благословенна их память, ибо, когда петли в результате затянулись, то видел это только Даниель Дефо. Опустив голову и сам страшась смерти, он наблюдал за казнью.
— Разве здесь жизнь? — обратился я к Хендсу. — Наймусь-ка я на первый попавшийся корабль, возвращающийся в Вест-Индию, и попытаю счастья под командованием хорошего капитана. Поедешь со мной?
Его лицо засияло, как солнце, если оно вообще способно было сиять, и он угостил меня стаканом своего лучшего рома, на вкус просто отвратительного.