Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он доставил ей то же наслаждение, довел до сладостного безумия, у которого может быть только один конец.
Все ее помыслы были прикованы к безумной фантазии, в ушах звенело, и она издала стон отчаяния, когда Грегори внезапно отстранился.
— Возьмешь трубку?
Телефон. Господи, телефон!..
Включился автоответчик, у Флоренс внутри все похолодело. Пожалуйста, пусть это будет не Ролстон! — взмолилась в душе она.
Грегори ослабил объятия и пристально смотрел на нее, видя, как она встревожена.
— Привести его домой не очень умно с твоей стороны, дорогая. — Голос Ролстона нельзя было не узнать. — Он уже понял, что ты маленькая фригидная сука?
Раздался щелчок, и трубку повесили. Аппарат со свистом перемотал пленку.
Флоренс хотелось провалиться на месте и исчезнуть. В инстинктивной попытке самозащиты она закрыла глаза. А когда открыла, уставилась в одну точку, пытаясь сосредоточить внимание на третьей пуговице рубашки Грегори.
Он взял ее за подбородок, приподнял его, чтобы она посмотрела ему в глаза. Флоренс изо всех сил старалась не заплакать.
— Не надо! — Грегори взял в ладони ее лицо и провел большим пальцем по губам, влажным от поцелуев.
Флоренс не могла вымолвить ни слова, а на глазах блестели слезы. Как вуаль, опустились ресницы, и сердце у него сжалось, когда по щеке медленно скатилась одинокая слеза.
— Пожалуйста, — произнесла она хрипло, — уходи.
Грегори вытер губами влажный след на ее щеке и невероятно нежно потерся щекой о ее висок.
— Нет.
— Пожалуйста! — вскрикнула Флоренс, когда он повернул ее лицо к себе.
— Посмотри на меня. — Грегори произнес это спокойным тоном, погладил пальцами ее шею, затылок, затем его рука спустилась на спину молодой женщины.
В тишине комнаты раздался резкий, пронзительный звонок телефона. Грегори почувствовал, что по телу Флоренс пробежала дрожь. Быстрым движением он дотянулся до трубки, выслушал, затем произнес убийственно спокойным голосом:
— Не смей больше звонить, если дорожишь своей шкурой. — Он нажал на рычаг и положил трубку на стол. — Думаю, тебе стоит поменять номер.
— Я уже делала это дважды за последние дни. — Пожалуй, можно рассказать ему все. — Полиция уже в курсе, и мой адвокат тоже.
Он сразу догадался:
— Это они посоветовали тебе постоянно держать автоответчик включенным и записывать все его звонки?
— Да.
— Оскорбления участились с тех пор, как он увидел нас вместе в ресторане на прошлой неделе?
Флоренс ничего не разъясняла, не было необходимости. Поведение Ролстона говорило само за себя.
— Он может напасть на тебя?
Она долго молчала, затем неуверенно произнесла:
— Не думаю.
— У него есть ключ от этой квартиры?
Флоренс помотала головой:
— Нет. Я поселилась здесь после развода.
А до окончания судебного разбирательства она жила у Кармелы. Это было ужасное время, тогда бывший муж изводил ее всевозможными домогательствами. Но процесс закончился, и с тех пор от него не было ни слуху ни духу. До прошлой среды. И вот пытка возобновилась.
— Хочешь, я останусь на ночь?
Флоренс удивленно вытаращила глаза:
— Что ты, зачем?
Во взгляде у него промелькнула лукавая искорка:
— Я думал, у тебя найдется лишняя кровать.
Конечно, но она вовсе не собирается позволить ему занять ее. Ни сегодня, ни в любую другую ночь.
— Не волнуйся, со своими проблемами я справлюсь сама.
Справится ли? Он почему-то сомневался, что ей удастся легко заснуть.
— Только полный дурак обвиняет других в собственных недостатках, — прошептал он и, не дождавшись ответной реакции, погладил ее по щеке. — И только ни на что не годный мужчина сваливает свою беспомощность на фригидность женщины.
Он помолчал немного.
— Особенно если эта женщина — ты.
От его прикосновения Флоренс ожила. Ему хотелось показать ей, что на самом деле должно происходить между мужчиной и женщиной. Мужчина самой природой призван ласкать и целовать каждый дюйм тела своей возлюбленной, пробуждать каждый ее нерв. Чтобы она чувствовала только его, повиновалась только ему, следовала за ним, не думая ни о ком другом. Чтобы она стала его женщиной.
Грегори хотел, чтобы Флоренс была с ним мыслями, телом и душой — и в то же время в согласии с самой собой. А не на грани нервного срыва или эмоционального потрясения.