Внезапно ее руки обвили его шею, и их губы встретились. Поднявшись на ноги, Карен сбросила с себя одежду.
– Откинься назад, – сказала она. – Расслабься, а я помою тебя…
Губка скользила по плечам Вэнса, по его груди, по животу… Шесть недель воздержания! Несмотря на усталость, он все больше возбуждался. Когда же Карен забралась к нему в ванну, Вэнс пробормотал:
– Я больше не могу.
Он вылез из ванны, осторожно вытащил жену из воды и, завернув в широкое полотенце, отнес в постель.
– Боже мой! Я совсем забыл! – вырвалось вдруг у него. Карен встревожилась.
– Что случилось?
– Я… Я имею в виду… Наверное, нам сейчас нельзя этим заниматься, да?
Карен усмехнулась:
– Если мы этого не сделаем, я тебе никогда не прощу.
– Ты уверена, что ничего не случится?
– Абсолютно уверена, – кивнула Карен.
Откинув одеяло, Вэнс приподнял ночную рубашку жены и погладил ее округлившийся живот.
– Мой сын… – прошептал он. – Мой сын…
– Наверное, я стала ужасно толстой, – пробормотала Карен.
– Ты самая прекрасная из женщин, – Вэнс улыбнулся и приложил ухо к' животу жены, – Ты уже что-нибудь чувствуешь?
– Да. – Он хотел приподнять голову, но она придержала его за плечи. – Знаешь, Вэнс…
– М-м?
– Я говорила с Джередом, и он…
Вэнс насторожился; он прекрасно знал, о чем пойдет речь.
– В Сан-Антонио так хорошо, – продолжала Карен. – Здесь, конечно, не Вашингтон, но все равно это настоящий город. И знаешь, Сан-Антонио – как маленький Нью-Йорк в Техасе… Джеред говорит, что тебя здесь очень ценят… Здесь и в Остине.
– Верно, у меня тут есть друзья. Еще со времен войны. Когда наше нынешнее правительство уйдет в отставку, они, без сомнения, займут места «саквояжников».
– Но и ты мог бы войти в правительство.
– Ох, Карен…
– Джеред говорит, что у тебя блестящие перспективы. Вэнс приподнялся и, как всегда в минуты задумчивости, принялся теребить усы.
– Но я этого не хочу, – заявил он.
– Ты только подумай, – настаивала на своем Карен. – Остин… Столичная жизнь…
– Карен…
– Несколько лет в правительства штата, а потом… Потом наверняка место в сенате.
– Карен…
– Подумай об этом, Вэнс. Ты снова окажешься в Вашингтоне, но только не в роли жалкого просителя, вымаливающего какие-то крохи, нет, ты станешь по-настоящему влиятельным человеком. И тебе не придется по шесть недель проводить в седле, не выпуская из рук ружья.
Вэнс откинул с лица жены спутавшиеся золотистые пряди и, сжав пальцами ее грудь, принялся легонько покусывать розовый сосок.
– Вэнс, ох, Вэнс!.. – задыхаясь, закричала Карен. – Это ведь так важно…
– Знаю.
– Но неужели ты хочешь всю жизнь провести на ранчо? Вэнс резко приподнялся.
– А ты хочешь стать такой же, как Берта Грин?
Карен молчала – вопрос мужа озадачил ее. Вэнс поднялся с постели и, пошарив в карманах своей куртки, вытащил табак, бумагу и свернул сигарету. Чиркнув спичкой, прикурил и подошел к окну.
– Говоришь, всю жизнь провести на ранчо? – пробормотал наконец он. – Видишь ли, ранчо – мой дом.
– Но не мой.
– Потому что ты сама этого не хочешь. А моя мать была там счастлива.
– Но я не Элизабет, – заявила Карен.
– Да, конечно. – Вэнс помолчал. – Знаешь, я очень люблю выходить ранним утром из дому. Бывает так тихо… Кажется, слышно, как спускаются тени с гор и как поднимается солнце… Я чувствую запах кедра… И вижу, как ястреб парит высоко в небе… Я слышу шум реки и вижу сверкающие воды… Неужели все это бросить?
– А как же я? Как же наш ребенок? Нас ты можешь бросить?
Пакстон отвернулся от окна. Его глаза сверкали во тьме. Когда же он заговорил, в его голосе звучала угроза.
– Что означают твои слова? – спросил он.
– Не знаю, Вэнс. Просто я хотела сказать… Боюсь, я не выдержу.
– Не говори глупости. – Вэнс снова повернулся к окну. «Нас ты можешь бросить?» – Эти слова жены еще долго звучали у него в ушах.
Несколько дней спусти они въезжали в ворота ранчо.
Увидев их, Билли Хармони расплылся в улыбке.
– Как поживаете, мэм? Рад видеть вас. И знаете, – добавил он, – все парни говорят, что без вас на ранчо очень скучно.
– Спасибо тебе, Билли, – ответила Карен, тронутая словами юноши. – Надеюсь, твои раны зажили?
– Да, мэм, уже давно. – Билли, демонстрируя свою силу, поднял один из тяжелых тюков, навьюченных на мула. – Все в порядке. Вэнс, в загоне стоит фургон с упряжью. А Тед отправился в долину – собирать стадо. Он говорил, что помощники ему бы не помешали.
– Оседлай-ка мне этого мустанга, – распорядился Вэнс. – Увижусь с отцом, а потом сразу же поеду к Теду.
Карен тяжко вздохнула. Они и минуты дома не побыли, а муж уже готов снова уехать. Карен подошла к парадной двери и распахнула ее. В большой комнате топились оба камина. Тут кто-то чихнул, а потом раздался низкий трубный звук – Тру Пакстон высморкался.
– Сеньор Пакстон, вы опять?! – закричала Марайя, выходящая из кухни с кружкой в руке. – Ох, сеньора! – Она подошла к Карен и обняла ее одной рукой. И тотчас же из-за спинки кресла появилась голова Тру. Старик хотел что-то сказать, но вдруг снова расчихался. – Как хорошо, что вы снова с нами, – продолжала мексиканка. – Нам было без вас так одиноко! И поговорить не с кем, кроме мужчин. А Марселина… О чем с ней разговаривать? – Марайя пожала плечами. – Она только о мужчинах и говорит.
– Помолчи хоть немного, – проворчал Тру, вставая с кресла.
Марайя подошла к старику и подала ему кружку.
– Черт возьми, что это такое? – пробормотал Тру.
– О-ох, сеньора, – улыбнулась кухарка, глядя на живот Карен. – Видать, большой ребеночек получится! Настоящий Пакстон! – Марайя вдруг с беспокойством посмотрела на молодую женщину. – Сеньора, с вами все в порядке? Это же такая утомительная поездка…
– Я чувствую себя прекрасно, Марайя, – улыбнулась Карен. – И я очень рада, что наконец-таки вернулась.
– Я, кажется, спросил, что это такое? – проворчал Тру, заглядывая в кружку.
– Бульон, – с невинным видом ответила Марайя.
– Ты что же, забыла, что я велел подать?
– Но больному нужен бульон, – возразила мексиканка. – Поэтому я зарезала цыпленка и сварила вам бульон. – Тру снова заглянул в кружку, потом пристально посмотрел на Марайю. Та вздохнула и пожала плечами. – Вам уже шестьдесят два. Говорила я вам, чтобы вы в промозглую погоду не выходили из дома без куртки, да разве вы меня послушали?! Так что теперь пейте бульон.
– Хорошего цыпленка изничтожила, – пробормотал Пакстон-старший, снова усаживаясь в кресло.
– Ох, сеньора, вы, должно быть, устали с дороги. Марселина приготовит вам горячую ванну, – сказала Марайя, снова поворачиваясь к Карен.
– Это было бы замечательно, – улыбнулась Карен. – Спасибо.
В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошел Вэнс.
– Мы с Билли отправляемся в долину, – заявил он. – Вернемся к ужину.
– Неплохая идея, сынок, – кивнул Тру. – Не забудьте побывать у ручья Уиллоу. Там размыло целый овраг, пока вы охраняли границу. Возможно, там в грязи увязли животные. – Тру снова чихнул.
Вэнс усмехнулся.
– Позаботься о себе, отец.
– В этом нет необходимости, – фыркнул Тру. – За меня все делает эта мексиканка. Подумать только, бульон! А вообще-то, сынок… Ты вовремя привез жену домой.
Карен, уже поднимавшаяся по лестнице, остановилась; ей казалось, она ослышалась.
– А почему ты сам ей об этом не сказал? – спросил Вэнс.
– Потому что она слишком хорошо играет в шашки, вот почему, – пробурчал Тру. Он опять чихнул, потом закашлялся.
Вэнс усмехнулся и вышел из дома. …
Снег… Впервые за много лет в Паксе ожидалось Рождество со снегом. Карен улыбнулась и бросила в висевший над огнем котелок с пуншем щепотку корицы. Заходившие в дом ковбои сбрасывали свои утепленные куртки, бросали их в угол комнаты и направлялись к котелку с горячим рождественским напитком. Еще утром Тед Утреннее Небо привез полдюжины диких индеек, и теперь они, ощипанные и политые соусом, подрумянивались на вертеле. Ковбои, сидя на кухне, попивали пунш и поглядывали на индеек, покрывавшихся аппетитной корочкой. Когда же Марайя наконец-то прозвонила в колокольчик, все повскакивали с мест и устремились к праздничному столу.