– Эта леди, знай, Браунриг, миссис Пакстон, жена Вэнса Пакстона, – тихим, как шуршание высохшей травы, голосом промолвил Малыш.
Браунриг окончательно отрезвел, узнав, на кого поднял руку. Теперь если не Малыш Канья, то кто-нибудь из Пакса уж точно отомстит ему за оскорбление этой женщины. Он испуганно попятился назад, пытаясь сделать вид, что никак не связан ни с этой леди, ни с Малышом.
– Больше того, – продолжал Канья, – две недели назад она решила посадить меня за свой стол. И угостила такой вкусной едой, какой я целый год не пробовал. Так что теперь ты снимешь шляпу и извинишься перед леди, а потом метнешь эту свою арканзасскую зубочистку, потому что я намереваюсь всадить в тебя пулю.
– Я не собираюсь спорить с тобой, Малыш. И даже не думал пускать в ход нож против пистолета.
– Тебе придется это сделать, Браунриг. Сначала ты извинишься, а потом испытаешь судьбу.
Браунриг сделал еще несколько шагов назад, наткнулся на стену и остановился. Его дрожащий голос удивительно контрастировал с тихим голосом Канья.
– Не буду я этого делать, – буркнул он.
– Что это ты пожелтел так, Браунриг? Мы же стоим совсем близко, а я не слыхал, чтобы ты промахивался с такого расстояния.
– Это несправедливо, Малыш. У меня только нож, а ты…
– Немало наслышан о твоем ноже, неужто все болтали?
Прищурив глаза, Браунриг отошел от стены… Карен, кобыла которой уже успокоилась, пустила ее между спорящими мужчинами.
– Мистер Канья… – заговорила она. Браунриг и Малыш Канья оторопело застыли на месте, пораженные ее действиями. Еще ни разу никто не осмеливался вмешиваться в спор двух людей, у которых «возникли трудности». – Я ценю вашу заботу и помощь… Но я видела пьяных и раньше, а вам потом будет ненавистна мысль о том, что-вы отняли жизнь у человека, не владеющего собой. Мне не следовало ехать здесь. Однако я все равно благодарю вас и была бы признательна, если бы вы прекратили ссору.
Рука Малыша упала.
– Мадам, – заговорил он, и в его голосе появились живые нотки, – я полагаюсь на ваше разумное суждение. Насколько мне известно, здесь есть немало добрых людей, которым вы щедро предлагали угощение и крышу над головой. Потому и рискну сказать, что вы имеете право ездить там, где вам заблагорассудится. Я горд тем, что смог прийти вам на помощь, мэм. А теперь, если вы позволите… – с этими словами он отвесил ей галантный поклон: такого Карен от бандита не ожидала, – я хотел бы вернуться в закусочную. – И, дотронувшись до лба, он зашел в помещение, не обронив больше ни слова.
Карен осталась одна на улице. Лица в окнах исчезли, двери в домах закрылись. Она огляделась по сторонам – Браунрига и след простыл: похоже, воспользовавшись моментом, он скрылся. Его нож со сверкающим лезвием по-прежнему лежал там, где он уронил его. Все еще не придя в себя после происшедшего, Карен двинулась дальше и вскоре выехала на Коммерс-стрит.
Она заставила себя не думать о неприятном инциденте и о том, какое неизгладимое впечатление произвела на его вольных и невольных зрителей. Заметив ее, Белл поспешил скрыться в ближайшем переулке. Она пропала из его поля зрения не больше чем на две-три минуты, и, кажется, с ней за это время ничего не произошло. Команчи-полукровка так пекся о ней, что если бы с ней что-то случилось… Белл никого не боялся, но был достаточно умен, чтобы понять: не стоит ему навлекать на себя недовольство Теда Утреннее Небо. Белл пришпорил коня и уж больше не сводил глаз с Карен Пакстон.
– Карен Пакстон! Какой сюрприз! – вскричал Джеред, выходя из-за поручней отполированной стойки. – Прошу вас, пожалуйста, проходите в мой кабинет! – Повернувшись, он обратился к одному из кассиров: – Свенсон, если заглянет мистер Ланье, попросите его зайти ко мне. Я хочу познакомить его кое с кем.
– Да, сэр, – кивнул Свенсон, продолжая про себя– подсчитывать цифры – перед ним лежала стопка счетов.
– Проходите, проходите! Надеюсь, вы сможете задержаться у нас некоторое время. Ланье – это тот самый Сидней Ланье, поэт. У него чахотка, „поэтому он и приехал сюда. Врачи сказали, что местный климат-ему полезен. Я уверен, что так оно и будет. Хотя… Да, он очень хороший человек, миссис Пакстон. Немного не такой, как все, но хороший. Он вам понравится. – Кабинет Джереда был небольшим, но аккуратным и чистым. Из мебели в нем находился только массивный дубовый стол, за которым имелись два обитых кожей кресла. Еще один стул, сделанный из коровьих рогов с сиденьем и спинкой из коровьей кожи, приютился у окна.
Заметив, что Карен удивленно рассматривает этот стул, Джеред улыбнулся:
– Ну как вам мой варварский трон? Иногда, когда никто на меня не смотрит, я сижу на нем.
– Похоже, он не очень-то удобный, – заметила посетительница.
– Нет-нет, что вы, – запротестовал Джеред, подводя Карен к стулу и усаживая. – Правда, до сих пор не понимаю, куда тут надо класть руки, – добавил он с растерянной мальчишеской улыбкой, так не вязавшейся с его положением одного из ведущих банкиров Сан-Антонио.
– Наверное, их надо держать поднятыми над головой, – пошутила Карен, радуясь встрече с другом.
Джеред усмехнулся, подвел ее к креслу, а сам занял место напротив, за столом. Он с явным удовольствием смотрел на Карен. Ее восхитительная гладкая кожа уже не была бледной, а приобрела здоровый золотистый оттенок; распущенные волосы, казалось, прятали в себе энергию солнечных лучей. Сверкающие зеленые глаза таинственно мерцали. Карен вспыхнула под его пристальным взглядом, и Джеред тут же смущенно покраснел.
– Прошу прощения, моя дорогая, я слишком много позволяю себе для женатого старика. Но у меня такое… чувство, будто я не видел вас больше года. Вы стали совсем… другой.
– Все дело в одежде, – ответила Карен. – Это вещи Элизабет. Они крепче моих и больше подходят для жизни на ранчо.
– Нет, дело не только в этом, – возразил Джеред. – Вы сами изменились. – Он опустил глаза на ее живот, ставший совсем плоским. – Ох, простите меня! Мы слышали о… нападении на ранчо. И о вашей… – Он запнулся.
– Это был мальчик, Джеред, и из него мог бы вырасти чудесный ребенок. Но… – Она судорожно сглотнула ком в горле, пытаясь справиться с охватившим ее волнением. – Я пришла к вам не для того, чтобы говорить о своей утрате, Джеред.
– Разумеется, простите меня. Вы, конечно, здесь по делам?
– Да. – Она положила на стол седельную сумку и вытащила оттуда папку с бумагами, записи в которых показывали финансовое положение в Паксе – не только нынешнее, но и то, что было прежде и ожидалось в будущем. – У нас возникли кое-какие проблемы… – Она продолжала, демонстрируя удивительное знание предмета, хватку в делах и прямоту – те качества, которые унаследовала от своего отца. Джеред внимательно слушал Карен, дивясь ее сообразительности, правда, иногда он забывался и тогда начинал тонуть в изумрудной бездне ее глаз, любуясь удивительной красотой этой женщины. Мысли унесли его в прошлое, когда он был романтическим юношей, и тени времени уже заплясали перед его внутренним взором, но тут его внимание отвлекли громкие голоса, раздававшиеся в приемной банка. Дверь распахнулась, и в его кабинет ворвались Берта и Констанс Бритт, кудахчущие, как наседки.
– Джеред, ты только послушай! Весь город судачит об этом! Наша маленькая потаскушка, эта Пакстон… – Слова замерли у Берты на устах. Констанс стала похожа на рыбу, которую вытащили из воды и оставили на воздухе. Берта оторопело смотрела на Карен и на ее одежду, так изменившую женщину. – Господи, да неужто это вы? Вы… или… не вы? – пролепетала она, не веря своим глазам.
Карен было мерзко ощущать на" себе их оценивающие взгляды. И не хотелось устраивать с ними словесные дуэли. «Хватит, – мелькнуло у нее в голове. – Все это дурацкие игры, у меня нет к ним ни малейшей охоты». И она стала собирать бумаги в папку.
– Добрый день, Берта… Констанс, – сдержанно поздоровалась она с женщинами. – Вижу, вам надо поговорить с Джередом… Я подожду вашего ответа за дверью, Джеред.
– Ждать нечего, Карен, – ответил Джеред. Глаза Берты хищно блеснули. – Для вас кредит… то есть, прошу прощения, для Пакстонов кредит в нашем банке всегда открыт. Вы можете получить все, что желаете, банк оплатит ваши счета. Я подготовлю бумаги до вашего отъезда из города.