– Спасибо. Леди, с вашего позволения… – И тут она заметила украшение Берты, и растерянность уступила место гневу, а потом – удивлению. «Не могу все же удержаться», – подумала Карен и заговорила с интонацией театральной примы: – Ах, Берта, на вас моя брошь смотрится просто чудесно! Как жаль, что все эти украшения хранятся в Грин-Хилл, и никто не видит их! У меня, кстати, есть один кулончик, который восхитительно смотрелся бы на вас, Констанс. Вы найдете его в моей шкатулке для драгоценностей, которая хранится в сундуке с моими вещами. – Она ослепительно улыбнулась. – Думаю, Берта покажет вам, где она спрятана. – Щеки Берты побагровели, она опустила глаза под испытующими взглядами Дже-реда и Констанс. Повернувшись к столу, Карен взяла свою сумку. – Спасибо вам еще раз, Джеред. Если вдруг окажетесь на Западе, мы всегда будем рады видеть вас.
Пробормотав в ответ что-то невнятное, банкир уставился на ворох бумаг, разбросанных у него на столе. Затем посмотрел вслед Карен, все еще надеясь избежать того, что непременно должно было последовать. Увы… Едва дверь за Карен закрылась, как Берта резко повернулась к нему.
– Да как ты…
– Да будет тебе, Берта, – возразил Джеред, пытаясь унять жену. – Она – друг нашей семьи.
– Только не после того, что сегодня произошло. Она такое натворила! Весь город говорит об этом, а ты тут отсчитываешь ей денежки!
– Не знаю, о чем ты говоришь.
– Как обычно, все та же история. Как и в прошлый раз.
– Что? – вскинулся Джеред.
– Эта… эта несносная потаскуха… – вскричала Берта, – одетая, как последнюю шлюха, ехала по боковой улочке, вниз от площади. По пути, разумеется, заходила во все грязные забегаловки, где болтала со всяким сбродом. Так вот, из-за нее чуть человека не убили! Не буду удивлена, если из-за такого поведения ее просто изгонят из города.
– Шлюха, она и есть шлюха, – заключила Констанс.
– Эта женщина… – суровым тоном заговорил Джеред, едва сдерживая гнев. – Так вот, только благодаря Карен Пакстон этот ваш заместитель министра Ратледж, ее дядюшка Ратти, если вы помните, дал согласие на то, чтобы железная дорога прошла через Сан-Антонио. Его влияние, да будет тебе известно, намного облегчило нашу задачу, сняло груз со многих плеч и помогло сберечь содержимое кошельков многим и многим. Железная дорога через Сан-Антонио, этого не понимают только дураки, увеличит наше благосостояние, привлечет к нам деловых людей, и Сан-Антонио превратится в настоящий город. Город, а не поселение первопроходцев! Сан-Антонио станет важным местом на карте, и мы с вами, милые леди, тоже станем важными птицами. А тебе, моя дорогая, – в его голосе зазвучал металл, – следовало бы носить собственные украшения, а не шарить по вещам «этой несносной потаскухи», как ты ее называла.
Берта оторопело смотрела на мужа; теперь покраснело не только ее лицо, но и шея. Констанс с открытым от удивления ртом попятилась к двери. Джеред помолчал. Впервые за много лет он сказал жене то, что думает, и, раз снесенный барьер, сдерживающий его, уже не мог быть установлен снова. Он выпрямился.
– Между прочим, Карен Хэмптон, – продолжал он, – уехала из Вашингтона и оказалась в Сан-Антонио по единственной причине. Она полюбила. А этого тебе, моя дорогая женушка, вам, Констанс, и даже мне понять не дано. – Отвернувшись от женщин, он посмотрел в окно, но увидел там не улицу и не лица людей, а водопады и леса, полные певчих птиц и цветов с одурманивающим ароматом. Леса, по которым впереди него всегда будет бежать девушка, которую поцеловало само солнце. Там он казался себе молодым, а девушкой могла быть только прекрасная Карен.
А далеко на юго-западе, за Рио-Гранде, в маленькой деревушке Рио-Лобос Джако наблюдал, как день переходит в ночь. Закутавшись в пончо, он поморщился – грубая ткань коснулась недавно затянувшейся раны. Из двери хижины ему была видна вся деревня. Два главных здания, харчевня с тремя задними комнатами для проституток, поселившихся в Рио-Лобосе, когда деревушка была еще в хорошем состоянии, большой магазин и склад, где в прежние времена хранились товары. Еще три крытых дерном хижины и загон – вот и все строения Рио-Лобоса. Деревня была идеально расположена в горах – близко к Рио-Гранде и к тем местам, где всегда было чем поживиться. Лишь однажды федералы рискнули напасть на деревню бандитов, да и то лишь потому, что на них с севера давили их английские соседи. Бандиты под предводительством Джако без труда захватили солдат в ловушку. Джако был не настолько глуп, чтобы уничтожать солдат, потому что в этом случае генералы прислали бы на их место других. Вместо этого он отнял у них лошадей, ружья, еду и отпустил с Богом, чтобы во время долгого пути они могли придумать историю о том, что сопротивлялись бандитам до последнего человека…
Тот вечер мало чем отличался от других вечеров, а поселение – от других бандитских поселений. От света, проникающего на улицу сквозь прикрытые ставни, на темной земле лежали желтоватые полосы. Кроме этого небольшого освещенного островка жизни в горах было темно и тихо. Никому из бандитов и в голову не приходило полюбоваться ночным небом. Джако, не шевелясь, стоял у открытой двери и вспоминал прекрасную девушку. Марселина, одетая только в мужскую рубашку, подошла к нему и встала сзади. Обняв Джако, она прижалась к его неотзывчивому телу своим животом.
– Рана все еще тревожит тебя?
– Да.
– Стало совсем холодно.
– Ночь, поэтому и холодно. Почему ты пристаешь ко мне с этим?
Обиженная его равнодушием, Марселина надулась. Она не знала, как он получил свое ранение; ей было лишь известно, что нападение на ранчо не удалось провести так, как было задумано, поэтому они ушли.
– Я люблю тебя.
Схватив ее за волосы, Джако впился в ее губы жадным поцелуем, а из его груди вырвался хриплый смешок. Она потянулась к его ремню, но он оттолкнул ее руки.
– Подожди меня, детка, – бросил он и ушел в ночь. Поежившись от холода, Марселина поспешила вернуться в постель, чтобы согреться сохранившимся под одеялом теплом. Джако пересек площадь. Не только боль от раны терзала его. Неудачное нападение на ранчо подорвало его авторитет предводителя бандитов. Никто напрямую не задавал ему никаких вопросов, но он видел в глазах своих людей недоумение и замечал, что разговоры стихают, едва он приближается. На этих Пакстонах какое-то проклятие! Черт бы побрал старика Пакстона и его сынка вместе с их богатством, асиендой и скотом. Да и прекрасную сеньору, завладевшую его воображением. Джако то и дело представлял себе, как она лежит на земле, раздвинув ноги, а он ложится сверху и входит в нее, получая от этого несказанное удовольствие. Такую женщину приятно брать – раз за разом, много раз. Его взгляд ожесточился. Она – жена Пакстона! Поэтому он все равно получит ее, причем грубо, а потом отдаст ее своим людям – пусть развлекаются. Но вдруг она полюбит его, предпочтет его другим? Такая женщина, как она, должна приносить удачу и много…
– Джако!
Вздрогнув от неожиданности, бандит опустил руку, чтобы схватить рукоятку заряженного револьвера, но к нему подошел всего лишь одноухий Аркадио.
– В чем дело, друг?
– Я ничего не говорил, но ты должен знать. Люди судачат.
– Так всегда поступают те, у кого не хватает смелости. И что же они болтают в мое отсутствие?
– Маркес!
Глаза Джако прищурились, и Аркадио поспешно отступил, опасаясь, как бы гнев хозяина не обрушился в первую очередь на него. Джако слышал хриплую болтовню, к которой примешивался женский смех, купленный за несколько монет, слышал, как его люди хвастаются своими доблестями, найденными на дне пустой бутылки от рома или от текилы. Стая наседок, больше ничего.
– Маркес! – Голос Джако разнесся в холодном воздухе, эхом катясь по горам.
В закусочной наступила тишина. Все знали, что сейчас произойдет. В дверях забегаловки появилась щуплая фигурка.