Meeting an Old Friend
Александр МАТЛИН
ДОЛГОЖДАННАЯ ВСТРЕЧА С ДРУГОМ
Вскоре после того, как развалился Советский Союз, я узнал, что в Америку приезжает мой старый институтский друг Лёва. Это известие меня взволновало. Мы не виделись и ничего не знали друг о друге – страшно подумать – почти восемнадцать лет! С трудом дождавшись дня его приезда, я отправился в аэропорт Кеннеди встречать Лёву.
И вот он стоял передо мной, мой ненаглядный Лёва, седой, морщинистый и обрюзгший, озаряя меня своей неповторимой улыбкой. Лёва, Лёва, эк тебя, родной, потрепало временем! Впрочем, по какой-то мгновенной растерянности, промелькнувшей в его глазах, я понимаю, что и я, видимо, не помолодел. Восемнадцать лет, Лёва! Восемнадцать лет!!
- Старик, ты чудесно выглядишь! – кричит Лёва, оправившись от первого шока. – Совсем не изменился!
- Ты тоже, Лёва, ты тоже! – кричу я в ответ. – Ну прямо совсем, ну ни капельки! Вот что время делает! То-есть я хочу сказать – вот оно время, прямо ничего не делает!
- Тебе привет от всех, - деловито говорит Лёва. – Все тебя помнят, все тебя любят, как прежде. И даже ещё сильнее.
- Прежде, по-моему, не очень любили.
- Любили, любили, - говорит Лёва. – Только виду не показывали. А теперь прямо-таки обожают. Как раз перед отъездом ко мне Ирка Никитина приходила. Помнишь Ирку? Она ведь с Игорем разошлась, уже давно. А теперь знаешь за кого вышла? Ты не поверишь! За Витьку Красножопых с Девятой Парковой. Помнишь Витьку?
- Нет, Лёва, извини, не помню. Ни Ирку, ни красножопого Игоря. Девятую Парковую помню, но смутно.
- Ну ты даёшь, - смеётся Лёва. Не Игорь, а Виктор. Красножопых – это его фамилия. Не можешь ты его не помнить, старик. Он на параллельном потоке учился, встречался с Маринкой Кунц. Она потом за Петьку Фёдорова замуж вышла. У них сыну уже восемнадцать лет. Очень хороший парень, английскую школу закончил.. Он тоже ко мне недавно приходил. Дядя Лёва, говорит, поедете в Америку, передайте дяде Саше, что мы его все помним и любим.
- У тебя в Америке есть дядя?
- У меня нет. У него тоже. Это он тебя так называет – дядя Саша.
- Ага. Это, значит, он меня помнит и любит?
- Конечно, старик! Я же тебе говорю – все тебя помнят и любят. Мишка с Нинкой тоже привет передавали.
- Какя Нинка?
- Нинка. Витькина жена.
- Кто такой Витька?
- Нинкин муж. У Нинки дочь от первого брака вышла замуж за Виткиного сына от второго брака, у которого первая жена по матери была еврейка. Они теперь всей семьёй в Израиль собираются. Уже разрешение получили, пытаются билеты достать.
Мы поднялись на крышу здания Дельты, и я с трудом разыскал свою машину. Она стояла между Корветом и Ягуаром, достойно отсвечивая малиновым золотом. Я специально вымыл её к Лёвиному приезду.
- Тойота Камри 92-го года! – гордо доложил я, открывая багажник. – Последнее слово автомобильной техники! Бестселлер Америки!
Лёва с трудом запихнул в багажник свой бесформенный, невероятных размеров чемодан и перевёл дух.
- Всё подарки, подарки, - сказал он. – Столичная водка, армянский коньяк. А тебе, старик, я достал кое-что особенное. Ну-ка, попробуй угадать. Не можешь? Полный набор пластинок Щурацкого, вот что! Ну как, угодил?
- Колоссально, - сказал я, не зная, как реагировать. – Кто такой Журавский?
- Ну, ты даёшь, старик! Не Журавский, а Щурацкий. У нас его в каждой подворотне слушают. А уж у вас-то в Америке и подавно должны его знать!
... Мы неслись по Belt Parkway в плотном потоке машин. Слева раскинулся Атлантический океан; на рейде дремали неподвижные танкеры. Впереди выступили и начали приближаться очертания моста Verozano Narrows. Почему-то именно этот момент я представлял себе в течение последних нескольких месяцев, с тех пор, как начал ждать Лёвиного приезда. Belt Parkway. Океан. Мост Верозано. И впереди самое удивительное на свете – Манхэттен. Этот маршрут из Аэропорта я проигрывал снова и снова в сладостном ожидании встречи с другом.