— Надеюсь, что ты все съела. Нужно, чтобы у тебя были силы, чтобы ты и малыш нормально себя чувствовали, — строго заметил Ксавье. Потом взял ее за руку и повел из дома.
Они шли по газону, мимо рощицы эвкалиптовых деревьев к маленькому, увитому виноградом садовому домику. Оттуда открывался великолепный вид на холмы.
Луиза оглянулась.
— Ты сказал, это ваш старый фамильный дом?
— Да, говорят, мы ведем свой род от средневекового итальянского рыцаря, который остался здесь жить после возвращения из крестового похода.
Они сели на скамейку около летнего домика.
— Наверное, это всего лишь старая легенда. Но мои предки владели здесь землями в течение нескольких сотен лет. Но, к сожалению, они беднели по мере того, как приходило в упадок сельское хозяйство острова. Мой отец умер молодым, оставив мать практически без гроша. Мои корни здесь, в этой земле. Я всегда отказывался продать этот дом и сохранил его таким, каким он был во времена моей юности. Правда, сейчас он стал очень старым. С ним у меня связано много счастливых воспоминаний…
Он вздохнул и некоторое время помолчал.
Луиза не отводила взгляда от рук, готовя себя к моменту, когда он заговорит о своих планах.
Но Ксавье не торопился начинать разговор. Он смотрел перед собой, о чем-то задумавшись. Молчание довело ее до того, что она готова была кричать. Больше она не могла терпеть! Слишком поздно что-то исправлять в их отношениях. Да и какой смысл? Она никогда не сможет объяснить, что все ее проблемы проистекали из-за того, что он не любит ее.
— Ну что ж, мне кажется, настало время, когда нам нужно серьезно поговорить о наших отношениях, — сказал он тихим и серьезным голосом. — Хотя я должен признаться, что не знаю, с чего начать.
— Пожалуйста… не имеет смысла вести долгие объяснения. Я… я просто не выдержу этого. Тем более что Дезире мне уже все объяснила.
— Дезире? — он фыркнул от злости. — Дезире ничего не знает.
— Мне кажется, она знает все… Я понимаю, что это не твоя вина, — бормотала Луиза. — Ты все еще любишь свою покойную жену и ничего не можешь с этим поделать… Все еще не можешь ее забыть, и..
— Люблю?.. Жоржетту?.. — Ксавье захохотал. Смех больно отозвался в ее больной голове. — Откуда, черт побери, у тебя возникла такая странная мысль? — сердито потребовал ответа Ксавье.
Луиза непонимающе смотрела на него.
— Мне сказала об этом Дезире. Она сказала…
— Опять эта женщина! — он тихо чертыхнулся. — Она всегда несет с собой беду! Хотя, видимо, мне нужно благодарить ее, это она позвонила мне в Париж.
— Прости, но я не понимаю, о чем ты говоришь…
— У меня было очень важное совещание. Кстати, именно поэтому я оставался в Париже так долго… Дезире начала вопить по телефону, и я никак не мог понять, чего она хочет от меня. Потом понял, что это как-то касается тебя и малыша… Я сразу все бросил и прилетел в Аяччо. И обнаружил, что ты чуть не разбилась, — мрачно добавил он.
— Но мне она сказала… она сказала, что виделась с тобой в Париже, и что ты разговаривал с ней обо мне по телефону.
— Что за чушь? — От гнева его лицо потемнело. — Я видел ее один раз, когда у меня шли переговоры, и мы ужинали в ресторане с нашими клиентами из Японии. Она подошла к моему столику, и я просто поздоровался с ней. Мне было не до нее. Что касается звонка, то это она уже выдумала!
Луиза прикрыла глаза, она ничего не могла понять.
— Но… она точно говорила, что хотя ты женился на мне, но все равно продолжаешь любить свою первую жену!
— Ради Бога, Луиза! — взорвался он. — Никогда не слышал ничего более идиотского! Как ты могла этому поверить?
— Разве… разве это не так? Ты не любишь Жоржетту?
— Нет, нет, конечно же, нет.
Он вздохнул и постепенно успокоился. Повернувшись к Луизе, он немного натянуто улыбнулся.
— Но в день нашей свадьбы я был влюблен в нее по уши.
Эти слова болью отозвались в сердце Луизы. Она задрожала и крепко обхватила себя руками.
— Да, я считал себя в то время самым счастливым и удачливым человеком на земле. Но быстро понял, что моя прекрасная, изящная женушка была самой эгоистичной, жадной и себялюбивой женщиной на свете! Она была из старинной аристократической семьи, для которой наступили трудные времена. Видимо, они решили, что наш брак поможет их семейству выбраться из нищеты. Через месяц после нашей свадьбы она призналась, что вышла за меня замуж только из-за денег. Но к тому времени я уже понял, какую совершил ошибку.
Луиза не сводила с него взгляда, не веря своим ушам. Значит, вся ее ревность, все несчастья, всего этого можно было избежать?!
Ксавье тяжело вздохнул.
— Последней каплей стало ее отношение к нашему ребенку. Оно убило все, что я чувствовал к ней.
У Луизы закружилась голова.
— Я не знала, что у вас был ребенок…
— Нет, его у нас не было. Она сделала аборт, ничего не сказав мне. Она заявила, что сейчас «немодно» рожать детей и что она не собирается жертвовать своей фигурой ради нежелательной беременности.
— Но… но Ксавье, ты же сказал мне именно эти слова!
— Да, я знаю… — Он устало покачал головой. — Наверное, все произошло из-за того, что ты была так взволнована и подавлена, узнав о своей беременности. Все снова нахлынуло на меня. Я не могу объяснить… Просто было ужасное ощущение, что все повторилось снова. И вместе с моим глубоким ощущением вины…
Он замолчал, поднялся на ноги и пристально посмотрел на отдаленные холмы.
— Долгие, долгие годы я нес на себе жуткий груз вины, — продолжил он, не поворачиваясь. — Я был так несчастлив с женой. Она просто сразила меня, цинично объявив, почему убила нашего нерожденного ребенка. Но гордость не позволяла мне обсуждать мое состояние с кем-то чужим. Я знал, что она изменяла мне… Я понимал, какой она была хищницей, но не мог нарушить свои обязательства. В глазах людей мы все еще оставались мужем и женой, но я перестал пытаться сохранить наш брак. Когда Жоржетта погибла во время этой жуткой катастрофы на горной дороге…
Он еще раз тяжело вздохнул.
— О, Ксавье! — воскликнула Луиза. Ее сердце разрывалось от муки. Он повернулся и сел рядом с ней.
— Сейчас я скажу тебе всю правду, — он взял ее дрожащие пальцы. — А правда состоит в том, что, когда я услышал о смерти Жоржетты, я почувствовал глубокое облегчение. Так ужасно, но я не чувствовал горя… а только радовался, что она умерла. Я жил с этим чувством долгие годы… Это были годы стыда и презрения к себе. Ты не можешь презирать меня больше, чем я сам себя презирал. Единственным спасением была работа. Я стремился заработать как можно больше денег. Я говорил себе, что хотя и не смог ничего добиться в семейной жизни, но очень хорошо умею зарабатывать деньги. Вот так!
Луиза чуть не плакала от жалости и любви к этому гордому и надменному мужчине.
— Пожалуйста, Ксавье, ты не должен себя так мучить! — беспомощно бормотала она.
— Но потом, после долгих, очень несчастливых лет в мою грустную жизнь, или, если точнее, в мой офис в Аяччо, ворвалась необыкновенная англичанка с золотисто-рыжими волосами и испуганными зелеными глазами. Она была агрессивна, и я бы даже сказал — груба! — улыбнулся Ксавье.
— Чепуха! — воскликнула Луиза. — Это ты грубил мне!
— И еще очень любила спорить! Она была совершенно не похожа на тех женщин, на которых я обычно обращал внимание. И все же… все же. Я вдруг понял, что жизнь не так уж плоха. Ощущение было одновременно великолепным и пугающим!
— А я была в ужасе от тебя, я тебя боялась, — грустно вздохнула Луиза. — Особенно когда ты требовал, чтобы мой брат женился на Марии-Терезе!
— Признаю, что был не прав. Я немного перестарался, опекая Марию-Терезу. Понимаешь, я все еще продолжал считать ее маленькой девочкой, думал, что мне нужно заботиться и защищать ее. Вдруг оказалось, что она взрослая женщина, которая каждую ночь удирала из дома…
— Честно говоря, Ксавье, у тебя весьма странное отношение к женщинам. Вспомни, как ты отказывался работать со мной, потому что я женщина!
— О нет! Я отказался работать с тобой по одной-единственной причине. Я не мог заниматься делами с девушкой, в которую начал серьезно влюбляться. Поэтому ей пришлось распрощаться с работой.