– У нас также приготовлен превосходный черепаховый суп. Бульон только что сварен, и…
Бульон.[4] Оливия обмерла. Бульон, подумала она, и акции «Джемини»…
Она заставила себя спокойно выслушать бесконечный перечень блюд, с возрастающим нетерпением соглашаясь со всем, что ей предлагали; наконец и Эдвард выбрал себе блюда. Тогда только она провела языком по пересохшим губам и наклонилась к нему.
– Эдвард. – Оливия все еще колебалась. – Мы… мы договорились, что больше никогда не будем упоминать Риа…
Его реакция была быстрой.
– Я не хочу говорить о ней, Оливия. Не сейчас.
– Нет, нет, я и не собираюсь. Ну, хорошо, не буду, но… – Она слабо улыбнулась. – …Но я знаю, что эти акции – акции «Джемини» – значат для тебя.
На его скулах заиграли желваки.
– Оливия!
– И… я думаю, Эдвард, что ты должен получить их. Я имею в виду, что ты имеешь право поговорить с Риа и убедить ее…
– Проклятье, – резко произнес он. – Почему ты затеяла этот разговор именно сейчас?
– Потому, – Оливия перевела дух, – потому что я хочу помочь тебе, – прошептала она. – Я могу помочь тебе, Эдвард. Я… я знаю, где находится Риа. – Оливия ожидала, что Эдвард сейчас скажет ей что-нибудь, но он сидел с замкнутым лицом, глаза его ничего не выражали. – У меня есть открытка, – торопливо сказала она, – старая открытка. На ней изображение отеля, и я просто уверена, что Риа находится там. Я имею в виду здесь, на островах. Я не смогла отыскать это место, но ты, Эдвард, с твоими возможностями сделаешь это. – Она откинулась на спинку стула. – Мне надо было сказать тебе об этом еще несколько дней назад, я знаю. Но когда мы вернемся домой, я…
– Крукд-Айленд.
В его тоне было полное безразличие.
– Что? – спросила она, растерянно улыбнувшись.
– Крукд-Айленд. Это место, где находится Риа. Не так ли? Она там с того самого момента, как покинула Нью-Йорк.
Оливия изумленно смотрела на него.
– Ты хочешь сказать, что нашел ее? Но как? Я не…
– Сегодня. Об этом мне сообщили по радиотелефону на шхуне.
Он поднял бокал с вином и отпил половину.
– Мои люди только что засекли ее.
– Но как им это удалось?
На его скулах снова заиграли желваки. Он вздохнул:
– У меня была эта открытка, Оливия.
– Но это невозможно. Она в кармашке…
– Я взял ее из чемодана, когда перевозил твои вещи к себе.
У нее расширились глаза.
– Что?
– Я взял ее. – Его голос звучал холодно, лицо стало угрюмым. – Я знал, что ты приехала на эти острова по какому-то очень важному для тебя делу. Ты знала нечто такое, чего не знал я.
Она в упор смотрела на него.
– Ты хочешь сказать, что осматривал мои вещи?
– Да.
– Да?.. – Она по-прежнему неотрывно смотрела на него. – Да? И это все, что ты можешь сказать? Эдвард, ведь ты украл ее у меня, ты…
– Ты же сказала, что не собираешься помогать мне.
Господи, о Господи. Теперь ей все стало ясно. «Хватит обсуждать это», – сказал он ей, когда она попыталась рассказать ему о Риа, и, действительно, уже не было нужды говорить об этом, потому что он нашел другой путь. Вот почему он привез ее к себе…
– Я собирался рассказать тебе об этом сегодня вечером.
Оливии стоило невероятных усилий не выдать свою боль.
– Да? – произнесла она без всякого выражения.
– Да. – Он набрал воздуха и тяжело выдохнул. – Понимаешь, утром я должен вылететь в Нью-Йорк.
Ее пальцы непроизвольно скомкали край узорчатой скатерти. Теперь она поняла все. Сегодняшний вечер был вечером расплаты, вечером прощания – его можно было назвать как угодно. Сразу нашлось объяснение и платью, и изумрудам, и праздничному – прощальному – ужину.
– Понимаю, – с трудом выговорила она.
– Нет, Оливия, ни черта ты не понимаешь!
– О, нет! Я все понимаю. – Оливия заставила себя взглянуть ему в глаза. – И какие же у тебя были планы относительно меня? Ведь были же у тебя какие-то планы, Эдвард?
Эдвард нахмурил брови.
– Я думаю, что ты вряд ли захочешь уехать, – медленно произнес он. – Тебе будет лучше остаться в моем доме на побережье, пока…
У нее перехватило дыхание, она резко отодвинулась вместе со стулом от стола и вскочила на ноги.
– Оливия! – Он резко откинулся на спинку стула так, что раздался треск дерева. – Оливия! Черт возьми, куда ты собралась?
– Не подходи больше ко мне, Эдвард, – сказала она дрожащим шепотом. В следующий момент она сорвала с шеи изумруды и швырнула их на стол. – Никогда больше не подходи.
– Оливия, черт возьми…
– Сэр, у вас какие-то проблемы? – между Эдвардом и Оливией вырос метрдотель. Оливия повернулась и стремительно покинула зал. Официанты замерли в недоумении, и звуки музыки оборвались.
– Черт возьми, куда ты собралась? – Эдвард еще предъявлял права на нее!
Что ж, она знала, куда собралась. Она собралась уехать как можно подальше и от этого места, и от этого человека. Так далеко, как только сможет. Она пыталась сделать это раньше, но он поймал ее, и теперь ее жизнь уже никогда не будет такой, как раньше.
Но на этот раз все будет иначе. «На этот раз, – решила Оливия, вскочив в стоявшее у отеля такси, – она не будет такой дурой!»
– В аэропорт! – едва выдохнула она. Когда машина выезжала на дорогу, она оглянулась и увидела у входа Эдварда, беспомощно глядевшего, как машина уносит ее в ночь.
Лишь через некоторое время к Оливии вернулась способность размышлять. Как она явится в самолет в этом платье? В Нью-Йорке сейчас была зима, на улицах лежал снег.
Кроме того, она должна избавиться от всего, что связано с Эдвардом. Это платье, туфли… Оливия перегнулась к водителю и кашлянула.
– Мне надо сменить одежду, – сказала она. – Есть ли здесь магазин, еще работающий в это время, где я могла бы купить нужные вещи?
Водитель взглянул в зеркальце заднего обзора, увидел ее бледное лицо и не стал задавать никаких вопросов. Через некоторое время они подъехали к открытому базарчику, заполненному праздношатающимися туристами, и здесь с Оливией повторилась история Золушки.
Она вошла на базар принцессой, а вышла оттуда такой, какой была всю жизнь.
«Племянница домоправительницы», – горько подумала она о себе. Риа всегда знала это, и Эдвард тоже. Единственным человеком, который оказался настолько глупым, что мог думать иначе, была сама Оливия. Но теперь с этим покончено.
В аэропорту, несмотря на поздний час, было многолюдно. Люди прибывали и убывали, но все они были оживлены и счастливы. Она чувствовала себя среди них чужой: никто не обращал на нее внимания, даже всегда улыбающийся клерк у стойки не слишком любезно ответил ей, что да, есть свободное место в рейсе на Нью-Йорк; чудом было то, что он принял у нее к оплате кредитную карточку. Разумеется, она давным-давно исчерпала свой лимит кредита.
Но какое это имело теперь значение? Скоро на нее обрушится полное банкротство, если последствия скандала погубят «Мечту Оливии». А сейчас ей было все абсолютно безразлично.
И вдруг шестым чувством она ощутила на себе чей-то взгляд. Она обернулась и увидела его – Эдвард быстро шагал через терминал к проходу, у которого она, вместе с другими пассажирами, ожидала разрешения на выход к самолету. Высокий, внушительный, красивый, он мрачно шагал в толпе напролом, словно ему принадлежал весь мир. На его лице была написана такая ярость, что Оливия растерялась.
Люди поворачивали головы в его сторону, шепотом обменивались какими-то замечаниями. Он ни на что не обращал внимания: ни на удивленно поднятые брови, ни на восхищенные взгляды женщин, ни на раздражение мужчин. Видно было, что им владела одна мысль – отыскать Оливию.
Она отпрянула в тень павильона для контроля билетов, стараясь вжаться в стену. Оливия знала, почему он хочет отыскать ее, – догадаться не составляло большого труда. Эдварда Арчера никогда не бросали женщины, тем более такие, как Оливия. Он еще не был готов сам расстаться с ней – до этого события он еще назначил время в длинную ночь, когда долгие часы она провела бы в его объятиях, давая ему возможность еще раз утолить с ней свою страсть. Она же ушла от него сама, и брошенным оказался он, разрыв произошел по ее инициативе! Она не желала больше его видеть, снова смотреть в эти глаза, которые запечатлели ее наготу, и знать, что в них можно прочитать только холодность и самодовольство удовлетворенного самца.