Он улыбнулся лениво, словно она задала наконец единственный вопрос, заслуживающий ответа; казалось, ему потребовалась вечность, чтобы дать этот ответ.
– Я думал, ты знаешь, – сказал он спокойно. – Я пасынок Чарлза Райта.
Она глядела на него, не веря своим ушам.
– Не может быть. Вы же родственник его…
– Я его пасынок, мисс Харрис. И я здесь нахожусь с целью проследить, чтобы вам не досталось ни цента из того, что по праву принадлежит моей матери.
– Вашей… вашей матери? Но Чарлз с ней разводится.
Он засмеялся.
– Он вам тоже это говорил? Черт возьми, похоже, это любимая сказочка, которую он рассказывал в постели. – Улыбка улетучилась с его лица. – Слушай же, и слушай внимательно, детка. Я намерен сказать это только один раз перед тем, как поручу вести все разговоры своим юристам. – Он обвел рукой вокруг, как бы захватывая все, – эту квартиру, этажи под ней и, Оливия знала, самое ее существование. – Тебе не достанется ничего из этого. Ни это место, ни апартаменты, снятые на твое имя на Саттон-Плейс…
– Какие апартаменты?
– Вы лишитесь всего этого, мисс Харрис. Мои адвокаты и я проследим за этим. Так что можете почистить ваши туфли и отправляться на прогулку. Оглядитесь как следует, может, вам улыбнется удача и вы найдете другого лизуна на место доброго старины Чарли.
Оливия прижала руки к груди:
– Убирайтесь, – прошептала она. – Убирайтесь, вы… вы…
Его зубы обнажились в злорадной улыбке.
– Леди наконец-то утратила дар речи.
Он повернулся и взялся за ручку двери.
– Не переживай, дорогая. Во всяком случае, беседа – это не лучшее, что ты умеешь делать.
Она сделала шаг к нему.
– Убирайтесь из моего дома!
– Наслаждайтесь им, пока можно. – Арчер откровенно глумился над ней. – Он не слишком долго останется вашим.
Дверь распахнулась и с грохотом захлопнулась за ним.
3
Оливия сидела за письменным столом, ее темно-русую голову освещала настольная лампа на гибком штативе. Была пятница, почти восемь вечера, и в ателье было тихо, лишь шуршание бумаги нарушало тишину, когда она перелистывала документы, которые достала из специального ящика, лежавшего сейчас на полу рядом со столом.
Она читала медленно, очень внимательно, напряженно вглядываясь в каждое слово, пока буквы не начали плясать перед ее глазами. Тогда она откинулась на спинку стула, приложила руки к вискам и глубоко вздохнула.
Бумаги подтверждали то, что она и так хорошо знала. Угрозы Эдварда Арчера были всего лишь угрозами, ничем больше. «Мечта Оливии» была ее полной собственностью, до последнего метра ткани. До тех пор, пока она регулярно выплачивает суммы по ссуде и закладной, ей нечего бояться кого бы то ни было.
Почему она позволила ему так ее запугать? Она была не из тех женщин, которых можно загнать в угол – нельзя загнать в угол того, кто преуспевает в своем деле. Что касается остального…
Оливия встала. Ей не хотелось думать об остальном, о том, что она позволила себе ответить на его поцелуй, повести себя как безнравственная женщина, в чем, собственно, он ее и обвинял. Единственное, на что ей оставалось надеяться, так это на то, что он, несмотря на свое невероятное высокомерие, все же понял, что она так поступила в замешательстве, что минутная слабость, которую она проявила, оказавшись в его объятиях, вызвана отнюдь не чувством к нему.
Но это неважно. Оливия никогда больше с ним не встретится. Он ей угрожал – это главное. Теперь он, во всяком случае, знает, что все его угрозы безосновательны. Деньги, которые Чарлз ссудил ей, были ее, и до тех пор, пока она производит выплаты по этому соглашению, никто, даже Арчер, не может ей помешать.
Что касается гнусных подозрений о ее отношениях с его отчимом, – что ж, для нее это не сюрприз. В этом мире подобные эдварды арчеры всегда готовы верить худшему. Они принадлежат к тому типу людей, имеющих привилегии и деньги, которые считают, что девушки и женщины не их класса – всего лишь игрушки, которые можно купить.
Если когда-нибудь он узнает, что Риа, а не она, была связана с его отчимом, то она испытает глубокое удовлетворение оттого, что утрет нос этому нуворишу.
Оливия еще раз вздохнула, складывая документы обратно в ящик. Что ж, придется подождать. Она не может ничего рассказать о Риа, пока не посоветуется с ней, а Риа сама ни с кем об этом еще не говорила. Единственной весточкой от нее была короткая записка, доставленная с посыльным на следующий день после внезапного визита Эдварда Арчера.
«О, Ливви, это ужасно! – было написано в записке неровным почерком Риа. – Скоро мы обо всем поговорим, но сейчас мне необходимо побыть одной. Знаю, ты поймешь. Храни тебя Бог».
«Ничего не остается, как ждать появления Риа», – думала Оливия, ставя ящик с документами в стенной сейф и закрывая дверцу. Пока этого не произошло, она, сжав зубы, будет продолжать заниматься своим делом и добьется процветания «Мечты Оливии». А Эдвард Арчер, со всеми его угрозами…
– Оливия?
Оливия схватилась за сердце и обернулась. Дольчи стояла в проеме двери – в одной руке ее была сумка, другой она протягивала ей дымящуюся кружку.
– Дольчи! – Она нервно засмеялась. – Ты испугала меня до смерти. Я думала, ты давным-давно ушла.
– Хочешь кофе? Судя по твоему виду, тебе он просто необходим.
– Спасибо. – Оливия взяла кружку, подула на нее и сделала глоток. – Прекрасно. Ты права, это то, что мне сейчас нужно.
Она отпила еще немного, потом поставила кружку на стол.
– Что ты здесь делаешь?
Дольчи прошлась по комнате и остановилась у стола.
– Не так просто сказать, что делаю, – сказало она. – Но… В сегодняшнем номере «Чаттербокса»[2] есть кое-что, что тебе следует посмотреть.
– В этой газетенке? – Оливия сделала гримасу. – Что может быть интересного для нас…
– Это… Это о Чарлзе.
– О Чарлзе? Но… – Оливия вся напряглась. Почему Дольчи так смотрит на нее? – Может быть, ты лучше расскажешь мне, о чем эта статья? – сказала она мягко.
– Я ненавижу эти бульварные газетенки, – сказала девушка со сдержанной яростью. – Они такие… такие грязные. Я имею в виду, ну, что тот был вашим партнером, вот и все, он…
– Он был моим кредитором. Чарлз Райт был моим кредитором. Он ссудил мне деньги для открытия этого магазина. – Оливия старалась скрыть малейший намек на панику в голосе. – Ты это знаешь.
Ее помощница выразительно пожала плечами.
– Конечно. Я это и имела в виду. А если он был чем-то еще…
– Черт возьми, Дольчи, что ты говоришь?
– Послушай, кому какое дело, если он… если ты и он… – Лицо Дольчи стало пунцовым. – Я никому ничего не скажу, Оливия, даже если парень из «Чаттербокса» придет что-нибудь выведать. Я только скажу ему, что считаю его мразью, способной печатать такую чепуху о тебе.
Оливия почувствовала, что бледнеет. Она схватилась рукой за спинку стула, чтобы не упасть.
– Обо мне?..
– Ну да, – Дольчи кивнула, совсем расстроившись. – О… о вас с Райтом.
– Какую чепуху? – Оливия облизнула пересохшие губы. – Что он ссудил мне деньги для покупки этого магазина? Это ты имеешь в виду? – Дольчи кивнула и, покопавшись в сумке, вынула оттуда свернутую газету.
– Вот, – пробормотала она, – будет лучше, если ты сама прочтешь это.
Оливия молча взяла газету и взглянула на нее. Крикливый заголовок бросился ей в глаза и показался приговором.
«Финансист-миллионер выстлал перьями тайное любовное гнездышко», – и ниже более мелким шрифтом шло: «Саттон-Плейс – приют для Чарлза Райта и темноволосой таинственной незнакомки».
Газета дрожала в руках Оливии, пока она смотрела на страницу, внизу которой она увидела нечеткую черно-белую фотографию высокой, стройной женщины, выходившей из спортивной машины и повернутой спиной к камере; ее темные, длинные волосы рассыпались по плечам. «Вам известна эта великолепная птичка?» – вопрошала подпись.