— Сначала я негодовала, — Эсми усмехнулась, — но потом поняла, что ты прав. Не нужно Карролу знать о… обо всем этом. Я слишком сильно люблю его, — она наклонилась и поцеловала сына в лоб и в щечку, с хихиканьем освобождая прядь своих волос из цепких пальчиков.
— Эсми, я… Я даже не имею права просить у тебя прощения, — девушка выпрямилась, положив ладонь на его бедро и обеспокоенно взглянув на него. А он отводил взгляд, потому что было стыдно, совестно. — Если бы я вовремя насторожился, если бы был предусмотрительнее, если бы слепо не забылся в счастье, в нашей семье, сыне, все не было бы столь плачевно. Я бескрайне виноват. Я косвенным образом лишаю тебя твоей мечты. Я понял бы твою злость, твою обиду, но… Ты остаешься собой, со мной… И это…
— Карлайл, — умоляющим голосом остановила его супруга, согревая в своей усталой, но безумно любящей улыбке. Она взяла его руку в свои, прислонившись к ней щекой и прижавшись губами. — Все, что происходит, не твоя вина. Никто из нас не виноват. И не ищи виноватого, тем более, в себе. Я знаю, что за последнее время я часто твержу тебе это, но того требует ситуация. Прекрати эти самокопания. Прошу, — ее голос дрогнул, и веки опустились на мгновение, словно от боли, — просто насладись этим моментом. Это последние минуты с нашим сыном…
Карлайл поморщился и принял в крепкие объятия ее, кажется, только что осознавшую собственные слова. Слез не было; только сухие всхлипы и вздрагивания, которые с каждой минутой утихали от успокаивающих поглаживаний мужа и его ласковых слов. Каррол, пытаясь привлечь внимание к своей персоне, с размаху похлопал отца по коленке, чтобы это хоть как-то ощутилось, и потянул его за кофту. Каллены оторвались друг от друга, с улыбками посмотрев на сына, который наигранно поморщил нос и взвизгнул.
— Это школа Эмметта, наверняка, — Карлайл вздохнул, усмехнувшись.
— Более чем уверена, — Эсми кивнула.
— Эй, это все Эдвард! Ясно? — послышалось из глубины комнаты, и супруги рассмеялись.
Следом раздался звук удара чего-то мягкого о что-то твердое и шипение Эдварда:
— Больше добра от меня не жди. Сам учись читать мысли Розали.
— Ах вот оно что, любимый…
Карлайл, оставляя перепалку детей на заднем плане, повернулся к Эсми.
— Спасибо тебе, — прошептал он и оставил на самых желанных губах целомудренный поцелуй. Девушка любовно потерлась носом о его щеку и усмехнулась, кивнув на Каррола:
— Кажется, он вызывает к себе внимание. Взгляни на него, — белокурый малыш лукаво смотрел на них, пуская слюни, которыми он, конечно же, намочил рукав кофты Карлайла. Мужчина усмехнулся, ласково поглядывая на жену, и пощекотал бока сына, отчего гостиная наполнилась звуками его смеха.
— Кажется, ему всего-навсего нужно поесть, — предположил Карлайл и, как только Эсми кивнула, подхватил на руки Каррола, стремглав оказавшись на кухне. Таня с улыбкой передала баночку пюре Эсми, пока Карлайл вытирал все вокруг рта малыша салфеткой. Он облокотился на столешницу и удобнее расположил Каррола в руках, чтобы Эсми смогла без проблем накормить его. Однако, как только ложечка, полная какой-то оранжевой кашицы, попала в его поле зрения, истерия оказалась ближе, чем предполагалось. Каррол, капризно замычав, спрятался на плече у отца, а Эсми с очевидностью усмехнулась, вздохнув.
— Каррол, дорогой, нужно ведь покушать. Будь умницей, — нежно говорила она, потирая его спину. Девушка прекрасно знала, как манипулировать своим ребенком.
— Может быть, он просто не хочет? Почему бы не накормить его потом? — недоумевающе спросила Таня, отвлекаясь от сборов на минуточку.
— Нет. Если нужно сейчас, значит это должно произойти сейчас, — твердо произнес Карлайл, резко взглянув на Таню. — И никаких поблажек. Режим питания очень важен.
— Я запомнила отныне, — она вернулась к своему делу, чувствуя себя слишком неопытной.
— Не волнуйтесь. Мы прекрасно знаем об этом, — напомнил Елеазар, оказавшись в комнате.
— Не сомневаюсь, — произнес Карлайл, и они обернулись на громкий звук раскатистого смеха, доносящегося со стороны мягкой зоны, где дети в лице Эмметта, Розали и Эдварда отвлекали друг друга от реальности, как могли.
Это, несомненно, не оставило Каррола равнодушным, и он нервно заерзал на руках, протягивая руки к оживлению. Но Карлайл был непреклонен:
— Нет, Каррол. Только после обеда, — какими бы сильными не были чувства к своему ребенку, он не мог оставить строгости, от коей, собственно, и не следует избавляться. А Каррол мало чего понимал в своем возрасте, поэтому сигналом для него было то, что желанного он не получил. Конечно, в первое время слезам по этому поводу конца и края не было, однако, он свыкся, осознав всю нерезонность каприз. Эсми поддерживала мужа в этом, в связи со своим возрастом она понимала, что воспитание должно быть правильным, строгим. И тянуть с этим не стоило. Но иногда чувства матери буйствовали в ней, и желание разрешить своему малышу все застилало глаза. Но ее было не сломить, когда дело доходило до еды или сна.
Каррол насупившись посмотрел на отца, но повернулся-таки и даже не стал отнекиваться, когда Эсми поднесла к его рту ложечку с предвкушающим видом. Каким бы несъедобным это пюре не казалось на вид, на вкус превзошло ожидания, и, под похвалу от родителей, в Каррола уместилось все. Правда, выглядел он теперь изрядно уставшим от трапезы и, казалось бы, прежнее желание само собой отпало. Эсми приняла в объятия сына, довольствуясь сокровенным чувством, что возникало, когда он прижимался к ней так близко, когда согревал своим теплом ее душу. Этот и многие другие моменты были бесценными. Он что-то проагукал и, промычав, зацепился за ее шею, словно за последний оплот.
— Ш-ш, мой милый… Мама любит тебя, очень сильно. И папа, — девушка сверкнула взглядом в сторону мужа, который тихо переговаривался с Таней около плиты. Эсми придержала голову малыша ладонью и поцеловала теплую кожу на голове, осторожно поправляя немного сместившиеся ползунки.
— Таня, я понимаю твой страх, — тем временем говорил Карлайл, настойчиво глядя в глаза бессмертной, — но вы со всем справитесь. У тебя все получится, поверь, нет причин для твоего разочарования.
— Нет, ты не понимаешь меня, Карлайл. До этого дня, знаешь, я уверенно считала свои задатки материнства хорошими, — нервным голосом говорила Таня, неловко отводя взгляд. — Мне казалось, что нет ничего сложного в опеке. Но, когда вы приехали… Я поняла, что совсем не смыслю в этом! Столько тонкостей… Столько мелочей… Я бы не задумалась об этом самостоятельно.
— Таня, самое главное — отношение, поверь. Я, да и все мы видим, как ты принимаешь Каррола, как печалишься, когда у тебя не получается что-то. Ты не безразлична. А для меня это главное. Я просто знаю, что мой сын в надежных руках. К тому же, ты будешь не одна, — убеждал ее мужчина, а внутри бушевало волнение: ему совсем не нравилось, что незадолго до их отбытия все начинает выходить из строя.
— Хорошо, но я не уверена. Я постараюсь, — со вздохом отчаяния произнесла Таня. — Действительно, я никогда не была равнодушна к нему.
— Значит, все в порядке, — с улыбкой сказал Карлайл, проведя рукой по ее плечу. Таня кивнула, вернув жест, и поднялась на второй этаж.
Мужчина подошел к Эсми, но Каррола с ней не было, что озаботило его на мгновение. Эсми же крепко обняла его, указав в сторону младших Калленов, устроившихся на ковре у камина, между которыми ползал малыш. Эдвард пытался увлечь его конструктором, что за несколько часов превратился в грандиозную башню, а Эмметт со смехом ему мешал; Розали же просто довольствовалась этим временем, которое у них было, и обнимала на коленях брата, когда он пытался взобраться к ней. Веселые возгласы и детский смех — вот все, что нужно было Калленам для счастья. Но, видимо, это непозволительная роскошь для таких, как они.
— Я бы хотела изменить день, — еле слышно прошептала Эсми, вырисовывая на груди мужа неведомые узоры. Она выдохнула ему в грудь, устало прикрыв глаза.
— Что это значит, любовь? — так же тихо спросил Карлайл, не нарушая некую таинственность и сокровенность момента. Он пропустил через пальцы пряди ее волос и прижал ближе, опустив подбородок на ее макушку. Так давно, казалось бы, они не были наедине, с чистым разумом снова и снова не доказывали друг другу свои неиссякающие любовь и нежность. Но сейчас они, действительно, не могли. И дело было даже не в том, что дом был полон. Они могли бы выкрутиться, ведь совсем рядом глухой лес и молчаливые горы… Однако, сейчас им было не до этого. Все желания, все, что было на уме прежде, забылось, и голова была занята только лишь реальностью. Карлайл спустя пару тихих минут напомнил Эсми о своем вопросе, и она ответила: