Она повернулась и повела Ло Кинкейда по дорожке, ведущей к дому. В помещении от кондиционера дышать стало легче, но так как Марни была мокрой, то сразу замерзла. А может быть, она дрожала потому, что увидела этого человека.
— Проходите.
Через довольно большой холл, типичный для домов довоенного времени, они прошли на застекленную террасу, служившую ей мастерской. Тут она чувствовала себя привычнее, и здесь легче было осознать, что этот человек, Ло Кинкейд, неожиданно снова вошел в ее жизнь.
Когда Марни обернулась, то увидела, что гость своими холодными голубыми глазами осматривает мастерскую.
— Ну, — сказал мистер Кинкейд.
Было ясно, что он ждет объяснений, а каких, Марни не понимала.
— Я ничего не знаю о письмах, мистер Кинкейд.
— Их отправляли отсюда.
— Значит, на почте произошла ошибка.
— Маловероятно. Не пять же раз за последние несколько недель. Послушайте, миссис… как ваше имя?
— Хиббс, мисс Хиббс.
Он еще раз быстро и внимательно посмотрел на нее.
— Мисс Хиббс, мне тридцать девять лет, и я никогда не был женат. Я давно уже не мальчик и не могу помнить всех, с кем когда-то спал.
Ее сердце снова сильно забилось, а дыхание стало частым.
— Я никогда не спала с вами.
Он слегка повернулся и надменно посмотрел на нее.
— А как же вы тогда пишете, что у вас от меня сын? Сын, о котором я никогда не слышал, до тех пор пока несколько недель назад не получил первое письмо.
Марни вопросительно смотрела на него. Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Будто земля уходила из-под ног.
— У меня нет детей, и, повторяю, я никогда не посылала вам писем. — Она показала на стул. — Почему же вы не садитесь? — Она предложила ему сесть не из вежливости и не заботясь о его удобстве. Марни боялась, что, если немедленно не сядет, у нее подогнутся колени.
Перед тем как опуститься в ротанговое кресло, мужчина на секунду задумался. Он присел на самый край, как будто был готов вскочить в любой момент.
Понимая, что на ней грязные кроссовки, старые шорты и еще более древняя майка, Марни, однако, устроилась в кресле напротив. Она сидела прямо, сдвинув грязные колени и нервно сжимая руки.
Марни чувствовала себя раздетой под его проницательным взглядом, скользящим по ее лицу, растрепавшимся волосам, рабочей одежде и испачканным коленям.
— Вы узнали меня, — произнес он уверенно и быстро.
— Каждый, кто смотрит телевизор и читает газеты, узнал бы вас. Вы самый известный астронавт после Джона Глена.
— И пожалуй, я очень удобная мишень для психа, у которого поехала крыша.
— Я не псих!
— Тогда почему же вы посылаете мне эти письма? Это совсем не оригинально. Я получаю таких писем штук десять в день.
— Поздравляю.
— Не все письма такие уж хорошие. Одни от религиозных дураков, которые считают, что мы вторглись туда, куда Богом запрещено. Некоторые находят подтверждение этому в катастрофе «Челленджера». В наказание за вмешательство в божественное устройство мира и прочую чепуху. У меня были предложения жениться и другие непристойные предложения, — сухо добавил он.
— Как же вам везет!
Не обращая внимания на ее язвительное замечание, продолжал:
— Но ваши письма очень оригинальны. Вы первая, кто написал, что у вас от меня ребенок.
— Разве вы не слышали? Я же сказала, что у меня нет детей. Как же вы можете быть отцом?
— Я говорю совершенно серьезно, мисс Хиббс, — закричал он.
Марни встала. Кинкейд тоже. Он следил за тем, как она подходит к своему рабочему столу и рассеянно перекладывает карандаши и кисти, стоящие в разных подставках.
— Вы также первая, кто грозит рассказать об этом, если я не выполню ваши требования.
Она повернулась, чтобы рассмотреть Кинкейда поближе. Даже почувствовала прикосновение его брюк к своим голым ногам.
— Как же я могу вам угрожать? Вам, известному герою-астронавту. Все американцы восторженно следили у телевизоров за космическим рукопожатием с русским космонавтом. В Нью-Йорке была торжественная встреча в честь вашего экипажа. Президент пригласил вас на обед в Белый дом. Благодаря вам в лучшую сторону изменилось общественное мнение о НАСА, которое было не очень хорошим после катастрофы «Челленджера». Стихла критика о полетах человека в космос. Надо быть полной дурой или сумасшедшей, чтобы сражаться с такой знаменитостью. Уверяю вас, я ни то, ни другое.
— Вы назвали меня Ло.
После такой длинной тирады эта короткая фраза слегка отрезвила ее.
— Когда вы меня узнали, то назвали меня Ло.
— Но это же ваше имя.
— Обычно малознакомые люди называют меня полковник Кинкейд, а не фамильярно — Ло. Конечно, если только мы не встречались раньше.