Так странно.
«Забавно, сегодня ночью он только и делал, что повсюду обретал семью», подумалось ему.
Кроме единственного места, где хотел быть.
Преобладала тишина, лишь равномерно попикивали приборы у кровати, нарушая безмолвие, и Куин решил остаться еще ненадолго. Они почти не говорили, но это и не страшно. Его и так все устраивало. Он не был готов открыться парню о Лэйле или малышке, и предположил, что то, что Лукас не спросил не связан ли он, говорило само за себя. И он ни за что на свете не собирался поднимать вопрос о Блэе.
Впрочем, было хорошо сидеть с братом. Есть что-то такое в людях, с которыми ты вырос и виделся на протяжении всего детства, люди, которых ты не мог запомнить не зная. Даже если прошлое было запутанной неразберихой, когда ты взрослел, то был попросту рад, что сукины дети все еще на планете.
Это создавало иллюзию, что жизнь не была такой хрупкой как на самом деле… и иногда это оказывалось единственным, что помогало тебе пережить ночь.
— Я лучше пойду, а ты отдыхай, — сказал он, потирая свои колени и начав подниматься со стула.
Лукас повернул голову на больничной подушке.
— Странная одежда для тебя, не кажется?
Куин взглянул на черную мантию.
— О, это тряпье? Просто накинул, что первое подвернулось.
— Выглядит церемониально.
— Тебе что-нибудь нужно? — Куин встал. — Еда, например?
— Я чувствую себя достаточно сносно. Но все равно спасибо.
— Что ж, дай мне знать, если что.
— Ты славный парень, Куин, знаешь?
Сердце Куина остановилось и затем бросилось вскачь. Такую фразу отец каждый раз применял для описания джентльмена… это был комплимент на «пять с плюсом», вершина успеха, эквивалент медвежьих объятий и «дай пять» от нормального парня.
— Спасибо, чувак, — каркнул он хрипло. — Ты тоже.
— Как ты можешь так говорить? — Лукас откашлялся. — Как, во имя Девы-Летописецы, ты можешь так говорить?
Куин шумно выдохнул.
— Хочешь, подведения итогов? Так, давай подведу. Ты был любимчиком, я проклятьем. Мы были на противоположных концах шкалы в одном доме. Но, ни у одного из нас не было шанса. Ты был не свободнее меня. Неволен выбирать свое будущее… оно было предопределено с рождения, и отчасти, мои глаза? Они были моим убирайся-вон-из-тюрьмы, потому что это значило, что ему на меня насрать. Разве он честно поступил со мной? Нет, но, по крайней мере, мне выпал шанс решать, что я хотел делать и куда идти. У тебя… вообще не было ни единого сраного шанса. Ты был всего лишь математическим уравнением, решенным с момента твоего зачатия, в котором все ответы предопределены.
Лукас закрыл глаза и содрогнулся.
— Это до сих пор прокручивается в моей голове. Все те годы взросления, с самого первого воспоминания… до последнего, что я видел той ночью, когда… — Он кашлянул, будто защемило в груди или, может, сбился ритм его сердца. — Я ненавидел его. Знал ли ты это?
— Нет. Но могу сказать, что удивлен.
— Я не хочу возвращаться в тот дом.
— Так ты и не нужно. Но если все же решишь… я пойду с тобой.
Лукас взглянул на него еще раз.
— Серьезно?
Куин кивнул. Даже если не спешил пройтись по всем этим комнатам и танцевать с призраками прошлого, он пойдет, если Лукас соберется туда.
Двое выживших, обратно на место преступления, сформировавшее их.
— Да. Серьезно.
Лукас слегка улыбнулся, той улыбкой, что проявлялась при развлечениях. В хорошем смысле. Куину нравилось это куда больше. Она была честной. Слабой, но честной.
— Скоро увидимся, — сказал Куин.
— Было бы… здорово.
Развернувшись, Куин надавил на дверь, открывая ее, и…
Блэй ждал его в коридоре, куря сигарету, развалившись на полу.
***
Когда Куин вышел из палаты своего брата, Блэй поднялся на ноги и затушил «Данхилл»о край стакана с напитком, который не спеша потягивал. Он не знал, в каком состоянии будет прибывать боец, но уж точно не в таком: напряженном и несчастном, несмотря на невероятную оказанную ему честь. Но опять же, проведенное у кровати брата время, вряд ли было веселым.
И Блэй не был глуп. Вернулся Сакстон.
— Я подумал, что найду тебя здесь, — сказал он, когда другой мужчина даже не поприветствовал его.
На самом деле, зелено-голубой взгляд Куина прошелся по коридору, натыкаясь в значительной степени на все, кроме него.
— Что ж, эм, как твой брат? — спросил он.
— Жив.
Предположительно, это лучшее, на что они могли надеяться прямо сейчас.
И предположительно это все, что Куин собирался сказать. Может ему не следовало приходить сюда.
— Я, э, я хотел поздравить.
— Спасибо.
Отлично, Куин по-прежнему на него не смотрел. Его взгляд был сосредоточен в направлении офиса, как будто мысленно уже подошел к проклятому кабинету и сдвинул шкаф, заполненный бумагами и канцелярскими принадлежностями…
Звук прохрустевших костяшек пальцев был громким как выстрелы. Затем Куин разжал пальцы, распрямляя их, словно они болели.
— Что ж, это исторический момент. — Блэй начал вытягивать еще одну сигарету из пачки, но остановился. — Это действительно первый случай.
— В последнее время что-то стало многовато случившегося здесь впервые, — выпалил резко Куин.
— Что это должно означать?
— Ничего. Не имеет значения.
«Господи, — подумал Блэй, — он не должен был этого делать».
— Ты можешь на меня посмотреть? То есть, с тебя что, блядь, убудет, если ты на меня посмотришь.
Эти разноцветные глаза шныряли по сторонам.
— О, я на тебя уже насмотрелся. Подсказка — в доме с твоим дружком. Ты собираешься ему сказать, что трахался со мной, пока его не было? Или утаишь этот маленький грязный секрет. Да, т-с-с, не говори моему кузену.
Блэй стиснул зубы.
— Ты лицемерный сукин сын.
— Постой-ка, это не у меня бойфренд…
— Ты действительно собираешься стоять здесь и притворяться, что готов был открыть все о нас? От чего же тогда, когда Вишес вышел из той комнаты, — он ткнул указательным пальцем в противоположный конец коридора, — ты подскочил, словно у тебя загорелся зад? Хочешь сделать вид, что гордишься тем, что трахал гея?
Куина, казалось, как пыльным мешком огрели.
— Ты думаешь, что причина в этом? А не в том что, о, дай-ка подумать, я пытался утаить тот факт, что ты обманывал любовь своей жизни!
К этому времени они оба стояли руки-в-боки, наклонившись вперед, то успокаиваясь, то повышая голоса.
— Что за бред. — Блэй махнул рукой в воздухе. — Это полная чушь! Видишь, в этом-то и состоит твоя проблема. Ты всегда отказывался признать…
— Признаться? В том, что я гей?!
— Ты трахаешь парней. Что, черт возьми, ты думаешь это значит!
— Это ты… тытрахаешь парней. Тебяне привлекает женский пол и сами женщины в целом.
— Ты не мог принять то, кто ты есть, — ревел Блэй, — потому что боишься, что о тебе подумают люди! Великий бунтарь, Мистер Пирсингованный, искалеченный своей ебанутой семейкой! Правда в том, что ты трус и всегда им был!
У Куина было совершенно взбешенное лицо, взбешенное до того, что Блэй был готов к тому, что его ударят… и, черт, он хотел, чтобы кулак полетел в его сторону, просто ради удовольствия вмазать ублюдку коленом в ответ.
— Давай-ка кое-что проясним, — рявкнул Куин. — Это ты держишь свое дерьмо в неведении. Включая моего кузена и то, что ты без него трахался налево и направо.
Блэй всплеснул руками, и ему пришлось походить кругами, перед тем как взвиться.
— Я так больше не могу. С меня тебя хватит. Чувствую себя так, словно потратил жизнь, разгребая твое дерьмо…
— Если я гей, то почему ты единственный мужчина с которым я когда-либо был!
Блэй встал как вкопанный и просто смотрел, оглянувшись на парня, пока в голове всплывали все те мужчины в приватных комнатах. Да ради всего святого в любви, он помнил всех и каждого, даже если сам Куин, без сомнения, и не помнил. Их лица. Их тела. Оргазмы.