— Просто жизнь. — Он улыбнулся ей. — Не такое уж великое дело. Но не важно в каком настроении я нахожусь, ты должна знать, что я всегда с тобой.
Она от облегчения прикрыла глаза.
— Я благодарна тебе за это. И за то, что сделала Пэйн.
— И за то, что сделал Блэйлок, — пробормотал Куин. — Не забывай и его.
Какая гребаная ирония. Парень загнал нож ему в сердце, но также и подарил ему новое.
— Что? — спросила она.
— Блэйлок ходил к Пэйн. Это была его идея.
— Правда? — прошептала Лэйла. — Он и впрямь это сделал?
— Ага. Хороший парень. Блэйлок истинный джентльмен.
— Почему ты его так называешь?
— Это ведь его имя, разве нет. — Он похлопал ее по руке и поднялся на ноги, подбирая свои манатки. — Сегодня я в ночь. Как всегда, телефон при мне, так что звони, если что-то понадобится.
Избраннаянахмурилась.
— Но Бет сказала, что ты не патрулируешь.
Супер. Итак, он действительно стал темой дня.
— Я собираюсь наружу. — Поскольку она выглядела так, словно собиралась начать спор, он наклонился и целомудренно поцеловал ее в лоб, надеясь приободрить. — Не волнуйся за меня, ладно?
Прежде чем она смогла собраться с мыслями по очередной атаке на его границы, он выскользнул в коридор, закрыл дверь и…
Встал как вкопанный.
— Тор. Э-э, в чем дело?
Брат стоял, прислонившись к двери кабинета Рофа, словно поджидая кого-то.
— Я думал, что прошлой ночью мы обговорили график.
— Так и есть.
— Тогда почему ты во всеоружии?
Куин закатил глаза.
— Послушай, я не собираюсь отсиживаться здесь до рассвета, пока солнце не поймает меня в ловушку, заперев в этом доме на целых двадцать четыре часа подряд. Ни за что.
— Никто не заставляет тебя здесь отсиживаться. Просто говорю, как брат брату, ты не выйдешь сегодня ночью на патрулирование.
— Ой, да ладно тебе…
— Сходи на какое-нибудь кино-говно, если хочешь. Прошвырнись в аптеку, но не забудь на этот раз прихватить с собой ключи от машины. Отправляйся в круглосуточный торговый центр и всучи Санта-Клаусу свой список, мне все равно. Но ты не дерешься… и, прежде чем продолжишь спор, скажу, что это правило относится абсолютно ко всем нам. Ты не исключение. Ты не единственный кто не идет на патрулирование. Ясно?
Куин выругался себе под нос, но кивнул и пожал протянутую ладонь Брата.
Когда Тор сорвался с места, трусцой сбегая по парадной лестнице, Куину захотелось продолжить матное веселье: целую ночь лишь с самим собой любимым. Зашибись!
Что может быть лучше ночного свидания с депрессняком.
«Черт, может ему и правда стоит сходить в киношку, обклеиться пластырями гормоно-заместительной терапии и подбодрить себя просмотром «Звуков музыки» 74и покраской своих ногтей. Может «Стальные магнолии» 75… или, кокосовое молоко 76. Или шоколад 77, — задавался он вопросом. — А может, сразу пулю в голову».
Что бы наверняка.
***
Убежище блэевой родни находилось за городом в сельской местности и было окружено слегка холмившимися у заросших лесом границ заснеженными полями. Выполненный из кремового речного камня особняк был не большим, но довольно уютным с приглушенным освещением на потолках, всегда разжигаемыми в холодную погоду многочисленными каминами и кухней, которая была чем-то вроде произведения искусства и единственной современной комнатой в поместье.
В которой его мать готовила амброзию.
Когда они с отцом появились из кабинета, мать окинула их взглядом, стоя у своей восьмикомфорочной плиты. Она помешивала сыр, что плавила на паровой бане в двойной медной кастрюльке, и у нее были распахнутые обеспокоенные глаза.
Не желая раздувать еще большей важности из того серьезного разговора, что только состоялся в той комнате с рядами книг, Блэй незаметным жестом сверкнул поднятым вверх большим пальцем, давая матери понять, что все хорошо и занял место в алькове за столом из необработанного дуба.
Мать прикрыла рот рукой и опустила веки, продолжая помешивать, хоть из нее и хлестали эмоции.
— Эй, эй, — позвал отец, подходя к своей шеллан. — Ш-ш-ш-ш… — Он развернул ее к себе, обнял и прижал к своему телу. Несмотря на то, что она продолжала это помешивание. — Все в порядке. — Он поцеловал ее в макушку. — Эй, все хорошо.
Отец перевел взгляд, и Блэю пришлось несколько раз моргнуть, когда их глаза встретились. Затем он сам был вынужден прикрыть свои слезящиеся глаза.
— Народ! Ради Девы-Летописецы! — фыркнул старший мужчина от презрения к себе самому. — Мой красивый, здоровый, умный, бесценный сын голубой… тут нечего оплакивать!
Кто-то начал смеяться. Блэй присоединился.
— Никто ведь не умер. — Отец приподнял подбородок матери и улыбнулся, глядя ей в лицо. — Верно?
— Я просто рада, что это вышло наружу и мы, как и прежде, все вместе, — прошептала мать.
Отец Блэя отпрянул, как будто другой исход ситуации сына был для него неприемлем.
— Наша семья сильная… ты разве это не знала, любовь моя? Но если серьезно: не вижу в этом никакой проблемы или трагедии.
Боже, его родители самые лучшие.
— Иди сюда, — поманил отец. — Блэй, иди к нам.
Блэй поднялся и пересек разделявшее их расстояние. Когда родители обняли его, он сделал глубокий вздох и снова превратился в ребенка, которым был когда-то целую вечность назад. Отцовский лосьон после бритья пах все также, и шампунь матери по-прежнему напоминал летнюю ночь, а от запаха лазаньи из духовки, заурчал живот.
Все так же, как и всегда.
«Время действительно относительно», подумал Блэй. Несмотря на то, что он стал выше и шире, и произошло так много всего, этот союз — этих мужчины и женщины — был его фундаментом, его прочным основанием, его не идеальным, но хорошим стандартом. И когда Блэй стоял в кольце знакомых, любящих объятий, он мог свободно дышать и сбросить все ощущаемое им напряжение.
Было нелегко рассказать отцу, подобрать слова, пробиться через «безопасность», заключенную в отсутствии необходимости рисковать изменить свое мнение о воспитавшем и как никто любившем его мужчине. Если бы тот не поддержал его, если бы предпочел ценности глимеры подлинному Блэю? Ему пришлось бы взглянуть на кого-то, кого он любил, в совершенно другом свете.
Но этого не случилось. А теперь? Он чувствовал себя так, словно прыгнул со здания… а приземлился на мягкий такой безопасный и надежный «Вандер Брид» 78; однако его семья не просто прошла через самое трудное испытание своей прочности, а одержала полную победу.
Когда они разомкнули объятья, отец положил на лицо Блэя свою ладонь.
— Мой сын навсегда. И я всегда с гордостью называю тебя своим сыном.
Когда мужчина уронил свою руку, кольцо с печаткой на его руке отразило свет ламп над головой и золото сверкнуло желтизной. Узор, выгравированный в драгоценном металле, был точно тем же, что и на перстне Блэя… и, проведя пальцем по знакомым линиям, он понял, как ошибочно воспринимала кольца глимера. Предполагалось, что все эти печатки, окажутся символами этого места сейчас, уз, которые усиливали и улучшали переплетенные жизни людей, обязательств матери к отцу, отца к сыну, матери к ребенку.
Но, как часто бывало в случаях с аристократией, понятие ценности искажалось, за основы были взяты золото и гравировки, а не сами люди. Глимеру заботила видимость, а не суть — пока дерьмо снаружи выглядело привлекательным, ты мог быть гнилым или совершенно развращенным внутри, и они по-прежнему спокойно относились бы к этому.
В случае Блэя? Общность была сутью.
— Думаю, что лазанья готова, — сказала мама, чмокнув обоих. — Почему бы вам уже ни сесть за стол?
Мило и привычно. И таким образом благословенно.
Пока Блэй с отцом перемещались по кухне, доставая серебро, тарелки и матерчатые салфетки в оттенках красного и зеленого, Блэй чувствовал себя немного обалдевшим. По-сути, он пребывал под огромным кайфом, связанным с тем, что выложив все как на духу, он обнаружил, что все, на что он надеялся, фактически у него уже было.