— Сделай это, — сказал он, отвлекшись на все возрастающее гудение в его нутре, перетекающее в такую крайнюю необходимость, что обнаружил, ее невозможно игнорировать…
Его Избранная.
Его Избраннаявырвалась из огороженной территории и была поблизости у…
— Мне срочно надо идти, — сказал он и в спешке направился к двери. — Тро, закончи здесь все дела.
За спиной послышалось волнение, ему вслед донесся оживленный разговор двух мужчин… который его совершенно не волновал. Сбежав через парадный вход, он оглядел фермерские земли вокруг…
И уловил ее.
Между двумя ударами сердца, он исчез, тело и воля потянулись к его женщине, неотвратимо, как умирающий вор к искуплению.
***
В центре города в «Железной Маске», Куин подошел к бару и устроился на одном из барных стульев с кожаным сиденьем. Вокруг повсюду громыхала музыка, запах пота и секса уже клубились в спертом воздухе помещения, вызывая чувство клаустрофобии.
Или, может, все дело в его головной боли.
— Давненько тебя не было видно. — Барменша, симпатичная грудастая женщина пододвинула к нему салфетку. — Тебе как обычно?
— Два.
— Будет сделано.
Ожидая свою «Эррадура Селексион Супрэма» 83, он чувствовал, что люди в клубе задерживают на нем взгляды.
«Признаться? В том, что я гей?!
Ты трахаешь парней. Что, черт возьми, ты думаешь это значит!»
Куин тряхнул головой, подумав, что ему действительно нужна передышка. Эта веселая короткая беседа засела у него в голове, проникла прямо в сознание, не смотря на то, что этот чертов разговор состоялся неделю назад. В общем и целом, Куин проделал выдающуюся работу по сдерживанию себя… только, к несчастью, эта победная серия, кажется, подошла к концу. Когда ему принесли текилу и Куин опрокинул в себя один стакан, а затем сразу второй, он понял, что не осталось никаких отвлечений, которыми он мог бы воспользоваться, больше никакого самоанализа.
Странно — или, все же, не очень — но Куин подумал о своем брате. Он так и не поделился с Лукасом новостью о ребенке. Все это казалось таким неважным. Даже, несмотря на то, что беременность протекала отлично, это было сродни дополнительному акту драмы, в которой парень в своем положении не нуждался.
И тем более Куин не упоминал о своей интимной жизни или Блэе. Во-первых, его брат был все еще девственником, или, по крайней мере, был таковым в понимании Куина. Глимера гораздо строже относилась к тому, что могли делать женщины до церемонии соединения, и, конечно, если бы Лукас случайно обрюхатил женщину, то к этому отнеслись бы терпимо, пока он официально не соединился бы с ней. Все кормления Лукаса после его измененияпроходили при свидетелях, поэтому заняться сексом возможности не представилось, а ночи парня были расписаны учебой и общественными мероприятиями. Так что, никаких шансов.
Куин не считал целесообразным вдаваться во все это дерьмо. К тому же, по словам Блэя, там даже не на что было смотреть.
Куин потер лицо.
— Еще две, — выкрикнул он.
Когда барменша занялась его заказом, Куин подумал, «черт, он и правда рассчитывал, что их с Блэем секс, был чем-то особенным. И Блэй не казался скучающим во время него…»
Как бы там ни было. Вернемся к Лукасу. Ко всей той болтовне у кровати, которую он вел с братом; темы про женщин — и тем более мужчин — в меню тоже не было. Еще до рейдов, Лукас был гетеросексуалом, как их отец… который, скажем прямо, имел женщину с которой его соединили только в миссионерской позиции и то лишь по своим дням рожденья и, может быть, раз в год после празднеств.
Мужской пол, Женский пол, мужчины, женщины, в различных комбинациях, временами на глазах у других, редко дома в кровати? Все это ни коим боком не относилось к Лукасу.
Когда перед ним появились третий и четвертый бокалы, «Эррадуры», он кивнул в знак благодарности.
Заглядывая вглубь себя, несмотря на то, что Куин ненавидел этот оборот речи так же, как и то, что он означал, парень попытался увидеть, было ли что-то еще в его нежелании говорить о своей жизни с оставшимся членом своей семьи. Хоть какой-то стыд. Смущение. Дьявол, может небольшой бунтарский бзик, которым он не хотел причинить боль своему искалеченному брату.
Куин поежился под одеждой.
Что ж. Одно ясно точно.
Сказал ли Куин горькую правду? Да, он был немного уклончив. Но это скорее из-за того, что парень не желал, чтобы по еще одной причине на него смотрели, как на фрика… поскольку его консервативный, стопудово девственный братец, без сомнения, так бы и посмотрел, если бы он рассказал о мужчинах и мужском поле в целом.
Вот и все.
Точно, и на этом точка.
«Не могу объяснить. Просто в будущем я вижу себя только с женщиной».
Он сказал это Блэю как-то давно, и был серьезен в каждом слове…
В глубине зародилась какая-то эмоция, начав все крутить, будто меняя местами кишки с печенью.
Он сказал себе, что виной всему выпивка.
Вот только, внезапно простреливший его страх, подтвердил обратное.
Куин заглотил третий стакан в надежде избавиться от этого ощущения. Затем четвертый. Между тем, перед глазами проносились лица, титьки, и лона тех женщин, с которыми он спал…
— Нет, — сказал он вслух. — Не-е-ет. Нет.
«О Боже…»
— Нет.
Заметив странный взгляд сидящего по соседству парня, он замолчал.
Потерев лицо, Куин собрался заказать еще один дринк, но передумал. Нечто сумасшедшее отчаянно пыталось вырваться на свободу; он чувствовал, как оно дрожит где-то в недрах его психики.
«Ты не знаешь, кто ты есть, и это твоя вечная проблема».
Пиздец. Если он выпьет еще текилы, если продолжит свое избегание, то, то что сказал о нем Блэй, так и останется правдой. Проблема в том, что ему не хотелось знать. Ему просто действительно, чертовски не хотелось… знать…
Боже, не здесь. Не сейчас. Никогда…
Ругаясь сквозь зубы, парень чувствовал как в нем и впрямь начал бурлить гейзер осознания, звучный и чистый, исходящий из центра его груди, грозящийся вырваться на поверхность… и он знал, что стоит тому освободиться, и ему никогда уже не загнать его снова обратно.
Проклятье. Тот единственный, с кем ему хотелось об этом поговорить, не разговаривал с ним.
И понимал, что придется мужаться и разбираться с этим самостоятельно.
На каком-то уровне мысль о том, что он был… ну, вы знаете, как назвала бы его мать… не должна была бы его задеть. Он был выше «глимерзкого» высокомерия и, дерьмо, он жил в окружении, где не имело значения гей ты или гетеросексуал. Пока ты справлялся на поле боя и не был полнейшей задницей, Братство оставляло тебя в покое. Бля, да гляньте на историю половых сношений Ви. Черные свечи, применяемые как нечто иное, чем источник света? Черт, то, что он просто был с мужчинами — пара пустяков в сравнении с этой херней.
Плюс, он больше не жил в доме своих предков. Это больше не его жизнь.
«Это больше не его жизнь».
«Это больше не его жизнь».
И пока он снова и снова говорил себе эти слова, ныне не существующее прошлое, стояло прямо позади него и заглядывало через плечо… судило и находило его не просто неполноценным и второсортным, совершенно и абсолютно никчемным.
Это было сродни фантомной боли конечности: гангрена исчезла, инфекцию вырезали, ампутацию завершили… но ужасные ощущения остались. Все еще, сука, болит. Тем не менее, ты уже хромоногий калека.
«Все те женщины… вообще женский пол… в чем заключается их истинный характер сексуальности, — внезапно задался вопросом он. — Что в них влечет?» Он трахал их, потому что хотел трахнуть. Он выбирал их в клубах и барах, черт, даже в том отделе в торговом центре, куда ребята отправились разжиться Джону Мэтью на какие-нибудь классные тряпки, после его изменения.
Он выбирал женщин, выделяя их из толпы, применяя что-то вроде фильтра данных, который отсеивал некоторых, а остальных подсвечивал. Раньше они ему отсасывали. Он им вылизывал. Нажаривал их сзади, сбоку, спереди. Хватал их за груди.