— Миссис Карвальо, мне нужно задать вам пару вопросов.
— Вы можете мне помочь? Моя внучка…
— Посмотрите на меня. — Когда женщина так и сделала, он произнес низким голосом: — Нет ничего, что я не сделаю, чтобы вернуть ее. Понимаете.
Когда он дал ей понять о своих намерениях, глаза миссис Карвальо сузились. Затем, спустя минуту, женщина успокоилась и кивнула… будто одобрив его методы, хотя существовала большая вероятность, что они будут жестокими.
— Что вы хотите знать?
— Можете кого-нибудь припомнить, кто желал причинить ей вред?
— Она добрая девочка. Работает в офисе по ночам. Сола очень сдержанна.
«Значит, Марисоль не сказала бабушке, чем занимается на самом деле. Оно и к лучшему».
— У нее есть имущество?
— Вы имеете в виду деньги?
— Да.
— Мы простые люди. — Она оглядела его ручной работы, пошитый на заказ костюм. — Кроме этого дома у нас ничего нет.
Почему-то Эссэйл в этом сомневался, хотя почти нечего не знал о жизни женщины. Ему с трудом верилось, что Сола не заработала денег, занимаясь тем, что делала… и ей несомненно не приходилось платить налоги от дохода того рода, что получала от Бенлуиса и ему подобных.
Но он боялся, что звонка о выкупе не последует.
— Я не знаю, что делать.
— Миссис Карвальо, я не хочу, чтобы вы беспокоились. — Он поднялся на ноги. — Я немедленно этим займусь.
Ее глаза снова сузились, демонстрируя сообразительность, заставившую Эссэйла подумать о ее внучке.
— Вы знаете, кто это сделал, да?
Эссэйл низко поклонился в знак уважения:
— Я верну ее вам.
Вопрос был лишь в том, сколько людей ему придется для этого перебить — и останется ли Марисоль в живых к концу этой эпопеи.
Малейшая мысль о том, что ей могли причинить вред, вызывала у него в глубине рычание, клыки обнажались, цивилизованная часть его слетала, как кожа с кобры.
Покидая скромный обитель, у Эссэйла появились догадки с чем все это могло быть связано, и если он прав? Возможно, он опоздал, даже спустя двадцать минут после ее похищения.
В таком случае, одного его делового партнера ожидал урок боли.
И Эссэйл лично собирался ему его преподать.
ГЛАВА 80
Лэйла осталась в «мерседесе». Внутри было тепло, а сиденье оказалось таким уютным, и она чувствовала себя в безопасности внутри окружавшей ее большой стальной клетки. И перед ней открывался, какой-никакой, пейзаж для размышлений: передние фары ярко светили перед машиной, лучи на какое-то расстояние простирались в ночи, перед тем как рассеяться.
Спустя время, на свету начали проплывать снежинки, их ленивые, вольные траектории наводили на мысль, что они не хотят окончания своего падения с облаков наверху.
Сидя в тишине, и периодически то заводя, то глуша мотор, как научил ее в холодную погоду делать Куин, ее голова не была пуста. Нет, еще как не была. Хотя она смотрела прямо перед собой, наблюдая за беззвучным снегопадом, прямым участком дороги и мирными фермерскими угодьями… в ее мыслях был тот воин. Тот предатель.
Тот мужчина, который, как казалось, постоянно пребывал с ней, особенно в те моменты, когда была предоставлена самой себе.
Несмотря на то, что она сидела одна в машине, в безлюдном месте, его присутствие оставалось ощутимым, воспоминания о нем были такими сильными, что она могла поклясться, он находится в пределах ее досягаемости. А тоска… дражайшая Дева-Летописеца, испытываемая ей тоска, была чем-то таким, чем не могла поделиться ни с кем из тех, кто ей дорог.
Какая жестокая судьба, так откликаться на мужчину, который был…
Лэйла дернулась назад в кресле с сорвавшимся с ее уст криком, звонко прозвучавшим внутри машины.
Сперва она усомнилась, был ли на самом деле реальным тот, кто материализовался в лучах света; появившийся Кор стоял впереди, его сапоги словно вросли в дорогу, а огромное, затянутое в кожу тело, казалось, поглощало свет двух фар подобно черной дыре.
— Нет, — воскликнула она. — Нет!
Она не была уверена, кому говорила, или что отрицала. Но было очевидно одно… когда он шагнул вперед, а затем сделал еще один шаг, женщина поняла, что воин не плод ее воображения или ужасных желаний, а самый что ни на есть настоящий.
«Заводи машину, — сказала она себе. — Заводи ее и жми изо всех сил на педаль газа».
Плоть и кровь, даже столь ужасающе свирепая как его, не шла ни в какое сравнение с подобным воздействием.
— Нет, — прошипела она, когда мужчина подошел еще ближе.
Его лицо было точно таким, как она его помнила: полностью симметричное, с высокими скулами, зауженными глазами и постоянной хмурой морщинкой между прямых бровей. Его верхняя губа была изогнута так, что казалось как будто мужчина рычит, а его тело… его тело двигалось словно тело огромного животного, плечи покачивались с едва сдерживаемой мощью, массивные бедра несли его вперед с обещанием зверской силы.
Однако… женщина не испугалась.
— Нет, — простонала она.
Он остановился всего в тридцати сантиметрах от радиаторной решетки, кожаное пальто развивалось по сторонам, оружие поблескивало. Руки были опущены по бокам, но ненадолго. Он медленно потянулся вверх…
Чтобы снять что-то со спины.
Какое-то оружие, которое он положил на машину.
А затем его руки, те руки в черной коже, переместились к груди… и он вынул из-под пальто два пистолета. Кинжалы из перекрещенных на его грудных мышцах ножен. Кусок цепи. Что-то сверкнувшее, чего она не узнала.
Он сложил все это на капот.
Затем отступил. Развел руки в стороны и медленно повернулся по кругу.
Лэйла едва дышала.
Она по природе не была воинственной. Никогда не была. Но инстинктивно знала, что для воина не просто стать уязвимым и перед кем-то разоружиться. Конечно, он по-прежнему оставался смертоносным — мужчина с его комплекцией и подготовкой способен убивать голыми руками.
Однако, он предлагал себя ей.
Доказывая самым очевидным из возможных способов, что не намеревается ей вредить.
Рука Лэйлы переместилась к ряду кнопок на боковой панели рядом с ней и замерла там. Однако, она не была спокойной — с трудом дышала, как после пробежки, сердце колотилось, пот выступил каплями на верхней губе…
Она отперла двери.
Дева-Летописеца, помоги ей… но она отперла двери.
Когда внутри машины гулко раздался щелчок, Кор на краткий миг закрыл глаза, выражение его лица расслабилось, словно ему преподнесли неожиданный подарок. Затем обошел машину…
Когда он открыл заднюю дверь, внутрь устремился холодный порыв воздуха, а затем его огромное тело согнулось на сиденье позади женщины. Дверь надежно захлопнулась, и они повернулись друг к другу.
Внутри машины горел свет, и у нее появилась возможность как следует его рассмотреть. Мужчина тоже тяжело дышал, его широкая грудь вздымалась и опускалась, рот был приоткрыт. Он выглядел грубым, тонкую вуаль цивилизованности откинули с его черт… или, более уместно будет сказать, что, вероятно, ее там никогда и не было. Однако, хотя остальные и назвали бы его уродливым из-за изъяна, для нее… он был прекрасен.
В этом и состоял грех.
— Вы настоящий, — сказала она себе.
— Да. — Его голос оказался низким и звучным, прозвучавший лаской для ее ушей. Но затем он надломился словно от боли. — А у вас малыш.
— Да.
Он снова закрыл глаза, но теперь мужчина выглядел так, будто ему нанесли сокрушительный удар.
— Я вас видел.
— Когда?
— В клинике, много ночей назад. Я думал, они вас избили.
— Братство? С чего…
— Из-за меня. — Он открыл глаза, и в них стояла такая боль, что ей захотелось его как-то утешить. — Я бы никогда не поставил вас в такое положение. Вы не имеете ничего общего с войной, и моему заместителю никогда, ни за что на свете не стоило вас в нее вовлекать. —
Его голос становился все ниже и ниже. — Вы невинная. Даже я, у которого совсем нет чести, сразу же это понял.
«Если у него совсем не было чести, зачем он тогда только что разоружился», подумала она.