— Даже если речь пойдет о Братстве? — спокойно спросил Сакстон.
Роф практически ощущал, как ледяной взгляд Ви сверлит его. И, конечно, Брат выплюнул: «Что там насчет нас?»
Когда Сакстон продолжил играть в молчанку, Роф понял в чем дело.
— Ви, можешь дать нам минутку наедине?
— Ты меня выставляешь?
Роф снял Джорджа с колен и опустил его на пол.
— Мне нужно всего пять минут.
— Отлично. Развлекайтесь, мой господин, — выплюнул Ви, поднимаясь на ноги. — Заебись.
Секундой спустя хлопнула дверь.
Сакстон прочистил горло:
— Я мог бы зайти позже.
— Если бы я хотел этого, то сказал бы. Выкладывай.
Последовали глубокие вдох и выдох, как будто гражданский вампир, уставясь на дверь, задавался вопросом, не приведет ли этот громкий уход взбешенного Ви к тому, что позже в тот же день он может оказаться мертвым.
— Э-э… проверка Древнего Права завершена, и я могу предоставить полный перечень разделов, в которые требуется внести поправки, а также предполагаемые формулировки изменений и сроки, в течение которых они будут вноситься, если…
— Да или нет. Это все, что меня волнует.
Судя по едва слышному шуршанию, создаваемому мокасинами на обюссоновском ковре, Роф понял, что его адвокат устроил небольшую прогулку по кабинету. Он по памяти представил этот кабинет, с бледно-голубыми стенами, причудливой лепниной и хрупкой, антикварной французской мебелью.
Комната больше подходила Сакстону, чем Рофу, одетому в кожаные штаны и обтягивающую футболку.
Но закон четко определил, кто король.
— Кончай тянуть резину, Сакстон. Гарантирую, что не будешь уволен, если выложишь все начистоту. Попытаешься отредактировать правду или отфутболить ее? И получишь на свою задницу, мне плевать, с кем ты спишь.
Снова последовало прочищение горла. Затем этот интеллигентный голос донесся прямо через стол:
— Да, вы в праве поступать, как пожелаете. Однако, у меня есть сомнения по поводу выбора времени.
— Почему? Потому, что тебе понадобится пара лет для внесения поправок?
— Вы вносите основополагающие изменения в ту часть общества, которая стоит на страже расы… и это может привести к дальнейшей дестабилизации вашего правления. Я не осведомлен о давлении, под которым вы находитесь, но было бы непростительно с моей стороны не указать на очевидное. Если вы измените условия вступления в Братство Черного Кинжала, то такой шаг вполне может привести к усилению противостояния… это отличается от всего, что вы пытались сделать в течение своего правления, и все это в эпоху крайней социальной нестабильности.
Роф сделал долгий и медленный вдох — и уловил полное отсутствие негативной энергии: не было никаких доказательств того, что парень был предателем или недобросовестно выполнял работу.
И это вполне разумно.
— Я высоко ценю твое мнение, — сказал Роф. — Но я не собираюсь поклоняться прошлому. Отказываюсь это делать. И если бы сомневался в данном мужчине, я бы не стал заваривать эту кашу.
— A что думает остальное Братство?
— Это тебя не касается.
Фактически, он еще не выносил эту идею на всеобщее рассмотрение. В конце концов, к чему поднимать волнение пока нет возможности продвигаться. Тор и Бет были единственными, кто знал наверняка, насколько он готов влезть в это дело:
— Сколько тебе понадобится времени, чтобы сделать это законным?
— Я могу составить документы завтра к рассвету — максимум к вечеру.
— Вперед. — Роф сжал руку в кулак и ударил им о подлокотник трона. — Приступай немедленно.
— Как пожелаете, мой господин.
Затем послышался шорох одежды, как будто парень поклонился, и тихие шаги прежде, чем половина двойных дверей открылась и закрылась.
Роф уставился в никуда, которое услужливо предоставила ему слепота.
По курсу маячили опасные времена. И откровенно разумным решением было увеличить число Братьев, и Роф не думал, что для этого нет причин. Хотя, можно было возразить — если эти трое парней и так согласны сражаться за Братство без вступления в него, то чего париться?
Ладно, хрен с ним. Это старая школа, чтить тех, кто ставил жизнь короля выше своей.
Однако реальная проблема, даже если не брать в расчет законы, заключалась в том… что думают насчет этого остальные?
Скорее, это внесет намного больше сумятицы, чем любой правовой бардак.
***
Часом позже после наступления ночи, Куин лежал обнаженный, запутавшийся в простынях. Ни его тело, ни разум не были в покое, даже когда он спал.
Во сне он снова находился на обочине дороги, уходя из родительского дома. За плечом у него висела сумка, за поясом было заткнуто официальное извещение о лишении наследства и бумажник, в которым всего одиннадцать баксов не позволяли считать его пустым.
Все было кристально ясно, ничего не затерялось в памяти: от влажной летней ночи и хруста гальки под его ботинками «Нью Рокс»… до того факта, что Куин осознавал, что в будущем его не ждет ничего.
Ему некуда было идти. И нет дома, в который можно вернуться. Никаких перспектив. Даже никакого прошлого.
Когда позади него остановилась машина, Куин подумал, что это Джон и Блэй…
Вот только это оказались не они. Не его друзья. А смерть в виде четырех мужчин в черных одеждах, которые вышли из четырех дверей тачки и окружили его.
Хранители Чести, отправленные отцом избить Куина за то, что он опорочил имя семьи.
Какая ирония. Кто бы сомневался, что ударить ножом социопата, пытавшегося изнасиловать твоего приятеля, нельзя. Но только не в том случае, когда нападавший - твой идеальный двоюродный брат.
Куин не спеша принял боевую стойку и приготовился дать отпор. Глаз нападавших, в которые он хотел бы посмотреть, и лиц, чтобы запомнить, не было видно — и этому была причина. Тот факт, что одежда скрывала их личности, должен был заставить нарушителя закона почувствовать, что все общество осуждает его.
Они кружились, кружились вокруг, приближаясь… в конечном счете, собираясь завалить, но парень не намеревался сдаваться без боя.
И он это сделал.
Но все же Куин оказался прав. По прошествии, казалось, часов обороны, он очутился на спине, и началось настоящее избиение. Лежа на асфальте он, как только мог, прикрывал голову и яйца. На него сыпались удары, черные одеяния взлетали, как крылья воронов, когда на Куина обрушивались нескончаемые удары.
Немного спустя, он перестал ощущать боль.
Он умрет здесь, на обочине дороги…
— Стоп! Мы не должны его убивать! — прорезал воздух голос брата Куина, сокрушая его так, как уже не мог сделать ни один удар…
Куин с криком проснулся, прикрывая руками лицо и согнутыми в коленях ногами пах…
На него не обрушивались кулаки или дубинки.
И он не был на обочине дороги.
Силой мысли Куин зажег тусклый свет и оглядел спальню, которую занимал с тех пор, как его выкинули из родового особняка. Место ни в малейшей степени не устраивало его, шелковые обои и антиквариат — то, что выбрала бы его мать, и все же, в данный момент, вид всего этого старого кем-то выбранного барахла, которое кто-то купил, повесил и сохранял, успокоил Куина.
Даже сейчас, когда ночной кошмар еще полностью не исчез.
Боже, голос его брата той ночью…
Брат Куина был среди Хранителей Чести, которых отправили за ним. К тому же, это послужило доходчивым сообщением для глимеры, насколько семья серьезно отнеслась к случившемуся, и, похоже, парня обучали. Брат Куина был знаком с боевыми искусствами, хотя, естественно, ему не позволялось применять знания на практике. Черт возьми, ему едва ли разрешали бороться в спаррингах.
Он был слишком ценен для родословной. А что если ему нанесут травму? Тот, кто собирался идти по папочкиным стопам и, в конечном итоге, стать главой Совета не мог быть скомпрометирован.
Малейший риск может катастрофически навредить семье.