— Праймэл может убить его за то, что он совершил.
— Вы про осмотр? Я дала согласие — это была необходимая медицинская процедура!
— Теперь неважно. Он поступил противозаконно.
Лэйла закрыла глаза. Ей следовало обратиться в клинику Братства.
— Вы должны понимать его происхождение, — ответила медсестра. — Вы стоите на той ступени иерархии, с которой мы не встречаемся… более того, не должны это делать.
— У меня есть бьющееся сердце и тело, которому требуется помощь. Это все, что он, да и все остальные, должны знать. Плоть у всех одинакова.
— Но не кровь.
— Он должен прийти ко мне.
— Этого не будет.
Лэйла сосредоточила взгляд на женщине, а затем положила руку на низ живота. Всю свою жизнь до сего момента она провела праведно, служа верой и правдой, выполняя свои обязанности, но жила по правилам, которые диктовали другие.
Больше этому не бывать.
Она прищурилась.
— Передай доктору, либо он придет сюда и расскажет лично о моем состоянии… либо я отправлюсь к Праймэлу и слово в слово передам ему о произошедшем здесь.
Она намеренно перевела взгляд на аппарат, что использовали для ее внутреннего осмотра.
Увидев, как побледнела медсестра, Лэйла не ощутила радости от этого шантажа. Но сожаления она тоже не испытывала.
Медсестра низко поклонилась и, пятясь, вышла из кабинета, оставив нелепую ткань на столике у раковины.
Никогда Лэйла не считала свой статус Избранной, ни бременем, ни особой привилегией. Просто это было всем, что она знала: исключительная роль, определенная ей судьбой, и она воспринимала ее так же, как дыхание или сознание. Однако сейчас стало очевидно, что другие думали иначе — особенно здесь.
И это только начало.
С другой стороны, она теряла дитя — и это был конец.
Протянув руку, Лэйла взяла белую ткань и обернулась в нее. Она не заботилась о деликатных чувствах врача, но если будет прикрыта, как они просили, может тогда он сосредоточится на ней, а не на том, кто она.
Почти сразу же раздался стук в дверь, и, когда Лэйла ответила, вошел Хэйверс с таким видом, словно кто-то приставил пистолет к его голове. Его полуприкрытые глаза не отрывались от пола, а судорожно скрещенные руки прижимали к груди стетоскоп.
— Если бы я знал ваш статус, то никогда не посмел бы коснуться вас.
— Я пришла по собственному желанию, как пациент, которому требуется помощь.
Он покачал головой:
— Вы — Святая на Земле. Кто я такой, чтобы вмешиваться в сакральные дела?
— Пожалуйста. Просто положите конец моим страданиям и скажите, как обстоят дела.
Он снял очки и потер переносицу:
— Я не могу поделиться такой информацией с вами.
Лэйла открыла рот. Закрыла.
— Простите, что?
— Не вы моя пациентка. А ваш плод и Праймэл… Я поговорю с ним, когда смогу…
— Нет! Вы не должны вызывать его сюда.
Взгляд, которым одарил ее Хэйверс, сочился презрением, которым, как посчитала Лэйла, он обычно удостаивал проституток. А затем мужчина заговорил низким, угрожающим тоном:
— Вы не в том положении, чтобы что-то требовать.
Лэйла отпрянула.
— Я пришла сюда по собственному желанию, как независимая женщина…
— Вы Избранная. За незаконное укрывание вас здесь, и более того, за то, что я ранее сделал, меня могут привлечь к ответственности. Тело Избранной…
— Ее собственность!
— …по закону принадлежит Праймэлу, как и должно. Вы не важны — всего лишь сосуд для того, что вам дают. Как вы посмели появиться здесь, притвориться простой женщиной… Подобным двуличием вы поставили мою медицинскую практику и жизнь под угрозу.
Лэйла почувствовала дикую ярость, воспламенившую каждое ее нервное окончание.
— Чье сердце бьется в этой груди? — Она стукнула себя ладонью по груди. — Чье дыхание вырывается из этого рта!
Хэйверс покачал головой:
— Я буду говорить с Праймэлом и только с ним…
— Вы же не серьезно! Я одна живу внутри этого тела. Больше никто не…
Лицо доктора напряглось от отвращения.
— Как я уже сказал, вы всего лишь сосуд для божественного провидения… самая сокровенная часть Праймэла в вашей утробе. Это гораздо важнее, и поэтому я буду держать вас здесь до тех пор…
— Против моей воли? Я так не думаю.
— Вы останетесь здесь до тех пор, пока за вами не придет Праймэл. Я не стану нести ответственность за ваше свободное передвижение по миру.
Они уставились друг на друга.
Лэйла выругалась и скинула с себя белую материю.
— Что ж, судя по тому, как вы настроены, это потрясающий план, по крайней мере, с вашей точки зрения. Но сейчас я обнажена… и выйду отсюда в таком виде. Оставайтесь здесь и наблюдайте, если вам этого хочется… и попробуйте только прикоснуться ко мне, мне кажется, что это станет еще одним нарушением с вашей стороны.
Доктор пришел в движение. Он просто пулей вылетел из палаты.
Лэйла не стала тратить ни секунды. Он натянула одежду и бросилась в коридор. Маловероятно, что наружу вел всего один путь через регистрационную стойку — должны быть запасные выходы на случай вторжения. К несчастью, она понятия не имела о внутренней планировке здания.
Поэтому оставался единственный вариант — центральный вход. И Лэйле придется сделать это своими ногами — она была слишком зла, чтобы дематериализоваться. Девушка решила пойти по пути, которым пришла сюда… и почти сразу же, как будто были специально проинструктированы, на ее пути встали медсестры. Они перегородили коридор, чтобы Избраннаяне смогла пройти.
— Если кто ко мне прикоснется, — рявкнула она на Древнем языке, — я посчитаю это покушением на свою священную персону.
Все замерли на месте.
Встретившись взглядом с каждой, она двинулась вперед и вынудила их расступиться, среди неподвижных фигур образовался проход, который сомкнулся за ней. В вестибюле она остановилась перед стойкой регистрации и резко глянула на женщину, застывшую в тревоге.
— У вас два варианта. — Лэйла кивнула в сторону армированной входной двери. — Или вы добровольно открываете мне ее, или я взрываю ее силой мысли… подвергая вас и ваших пациентов риску попасть под лучи солнца, которое взойдет, — она глянула на настенные часы с большим циферблатом, — меньше чем через семь часов. Не уверена, что вы сможете устранить поломку вовремя… не так ли?
Щелчок открывшегося замка прозвучал неожиданно громко в полной тишине.
— Спасибо, — вежливо пробормотала она, направляясь к выходу. — Высоко ценю ваше содействие.
В конце концов, не может же она забыть о своих манерах.
***
Сидя за столом на троне своего отца, собственноручно изготовленным им несколько столетий назад, задницей, обтянутой в кожу, Роф, сын Рофа, водил вверх-вниз пальцем по гладкому серебряному лезвию ножа для вскрытия конвертов, выполненному в форме кинжала. Рядом с ним на полу тихо посапывал Джордж.
Пес дрых лишь в минуты бездействия.
Если бы кто-то постучал в дверь, или вошел, или Роф сдвинулся с места, Джордж поднял бы свою здоровенную голову, звякнув ошейником. Он мгновенно настораживался, когда кто-то проходил по коридору, либо где-то пылесосил, либо открывал вестибюльную дверь. Либо накрывал стол для трапезы. Либо чихнул в библиотеке.
После того, как пес напрягал уши, следовала его реакция на шум, которую можно было оценить по шкале — от никакой (из-за активности в столовой, пылесоса, чихания), далее — принюхивание (когда открывали внизу парадную дверь, проходили мимо) и полное настороженности положение «сидя» (когда стучали в дверь кабинета или входили). Собака никогда не проявляла агрессии, а, скорее, служила детектором движения, предоставляя своему хозяину решать, как поступить в данной ситуации.
Вот таким вот воспитанным был это пес-поводырь.
И все же, несмотря на свой «ручной» характер, что был такой же неотъемлемой частью собаки, как мягкая, длинная шерсть и крупное, стройное тело, время от времени Роф замечал проблески зверя внутри милого нрава. Когда тебя постоянно окружают такие чрезвычайно агрессивные и горячие мужчины, как Братья, то время от времени возникают ситуации, когда у кого-нибудь их них сносит крышу… даже в отношении короля. Что Рофа абсолютно не волновало — он слишком долго находился с этими ублюдками, чтобы заводиться от толчка в грудь или хватания за одежду.