— Да. Они тоже не уверены. Оставим вопрос об орудии убийства и вернемся к жертве. Известно, что доктор приехал в деревню, чтобы присутствовать на похоронах своей пациентки, мисс Кристабель Эмбри, и остановился в гостинице. В семь вечера он выпил пинту пива в гостиничном пабе, и до следующего утра — момента обнаружения тела у Белой Лошади — его не видели. Таковы факты, полученные здесь. Продолжить расследование мы решили в Лондоне.
— Думаете, какой-нибудь враг последовал за моим братом из Лондона и поссорился с ним поутру на холме? — предположил сэр Генри.
— Считаю это весьма маловероятным, — ответил Холмс. — Столь ярых врагов у вашего брата мы не обнаружили.
— Да им и взяться неоткуда, — добавил Ватсон. — Доктор Дакре пользовался большим уважением среди врачей. Его любили коллеги, и пациенты весьма расстроены его гибелью.
— Он уродился в семье самым умным, — сообщил Генри Дакре. — Но хоть и всезнайка, а отличный парень!
— Твердо ли вы уверены, что у Джеймса не было врагов? — спросила Эвелин. — Вряд ли вы опросили всех пациентов. А как насчет родственников тех, кто умер в его клинике?
— В самом деле, с вами мы еще не беседовали, — согласился Холмс. — Полагаю, вас вполне можно отнести к данной категории. Испытывали ли вы гнев по отношению к доктору Дакре как лечащему врачу мисс Кристабель?
— Конечно нет! — Девушка прикусила губу, а ее щеки порозовели. — Кристабель тяжело болела, и мы давно ждали худшего. Я никогда не обращалась к врачам, но уверена: Джеймс был выдающимся медиком. Он боролся за жизнь Кристабель, даже когда мы все потеряли надежду.
— Доктор упоминал о недовольных пациентах? — спросил Ватсон у сэра Генри.
— Никогда! Он всегда и со всеми поддерживал прекрасные отношения.
— С женщинами тоже? Неужели? — пробормотал Шерлок Холмс. — Я все размышляю над последними словами доктора: «Не девушка». Сэр Генри, у вашего брата были романтические привязанности?
— Да. Он был помолвлен с американкой, наследницей большого состояния. В момент его смерти она находилась в Нью-Йорке, со своей семьей, и не смогла прибыть на похороны. Ее очень расстроила смерть Джеймса.
— Полагаю, не может быть и речи о романе с деревенской красоткой? — Холмс взглянул на мисс Эвелин, решая, стоит ли просить извинения за очевидную бестактность, но та лишь натянуто улыбнулась.
— Джеймс был не из тех, кто позволяет себе подобное, — сказала она. — Это подтвердит кто угодно. Он жил ради своей работы, а все оставшееся время с удовольствием посвящал Анне, симпатичной и очень приятной девушке.
Доктор Ватсон прокашлялся:
— Я изучил истории болезни пациентов доктора Дакре. Он специализировался на лечении рака; большинство записей, увы, однозначны и печальны. Однако я не сумел найти медицинские документы вашей тетушки. На месте оказалась лишь пустая картонная папка с ее именем и краткой припиской: «Безнадежно. Орхидеи?»
— Вам известно, от чего умерла Кристабель Эмбри? — спросил Холмс.
— От рака, несомненно, — ответила Эвелин. — Это мы знали. Что касается частностей, ничего не выясняли. Кристабель не хотела рассказывать о своей болезни.
— Мне кажется странным, что Дакре уничтожил анамнез, — заметил Ватсон. — Похоже, он ни с кем не обсуждал заболевание мисс Эмбри. Нет ли у вас предположений по поводу слова «орхидеи» на папке?
— Орхидеи? Возможно, он думал, какие цветы прислать на похороны, — предположил сэр Генри.
— Генри, орхидеи — самые неподходящие цветы для похорон, — упрекнула его невеста.
— Да, разумеется. Во всяком случае, венок он прислал. Но разрази меня гром, если вспомню, из каких цветов. Белые… Признаюсь, джентльмены, эти цветочные премудрости для меня все равно что греческий язык.
На эту реплику Холмс отреагировал странно. Пробормотал: «А что, если…» — и замолк. После чего, не обращая внимания на расспросы о «если», что-то забубнил себе под нос. Затем поднял руку, призывая к тишине.
— Что ж, Ватсон, мы должны узнать причину ее смерти. Нам снова потребуются ваши профессиональные навыки. Необходимо переговорить со сквайром и раскрыть уже похороненную тайну.
— Милли Хопгуд, я не дам тебе любовное зелье, и это мой окончательный ответ! — сказала Гризель Раунтри мелкой невзрачной девчушке, стоявшей в дверях. — Твой парень — молодой Уилберфорс. А все знают, что Уилберфорсы стеснительные вконец. Он же сын гробовщика и разговаривать с живыми людьми не умеет.
— Да, но…
— Он хочет всего лишь, чтобы ты с ним по-человечески поговорила, и если не сумеешь, тебе не помогут никакие зелья, хоть со всего мира их собери.