— В лагере, — Хомутов хмыкнул, покрутил головой. — Явился среди ночи на мотоцикле, в сопровождении милиционера. Поднял жуткий крик, переполошил всех, Ларису до слез довел…
— Как до слез? — вздрогнул Олег. — Что с ней?
— Он так рассказывал, что не понять было: то ли тебя убили, то ли ты убил кого-то и сидишь под арестом. Страшное дело!.. Лариса, понятно, в слезы… Водой отливали.
Лейтенант, осторожно взяв Олега за локоть, проводил до выхода.
— А не сделать ли примочки? — спохватился он вдруг. — Тут аптечка есть. А то видок того…
— Пройдет и так, — Олег энергично махнул рукой, охнул и скривился. — Связки, кажется, потянул немного.
— Может, выступили бы как-нибудь у нас, стихи почитали? — лейтенант дружелюбно и просяще глядел на него. — Мы бы весь наш коллектив собрали.
— Хватит, выступил уже. — Олег оглядел себя, застегнул ворот, отряхнул брюки. — Действительно, видок…
— Товарищ Хомутов, не подбросить ли вас до места? — дежурному, видимо, очень хотелось чем-то помочь. — Транспорт найдем.
— Не стоит беспокоиться, мы уж сами как-нибудь, — и Хомутов, приподняв шляпу, стал прощаться.
Должно быть, идя по улице, они представляли собой забавное зрелище. Впереди вышагивал Хомутов, этакий благообразный и строгий папаша, ведущий на взбучку свое набедокурившее дитя. „Дитя“ же виновато плелось за ним, отстав на пару шагов, и одного взгляда было достаточно, чтобы приблизительно догадаться, чем оно занималось вчера и где провело минувшую ночь.
— Вот они, самовольные-то отлучки, — ворчал Хомутов. — Полевая, экспедиционная жизнь имеет свои особенности. Партизанщины в ней быть не должно.
— Да, да, — послушно соглашался Олег. — Не должно…
— Что ж, я вынужден поставить на вид, — Хомутов вздохнул. — М-да… хотел сделать тебе небольшой подарок, но теперь… Не знаю, не знаю.
— Догадываюсь — вы приготовили мне упитанного тельца, а?
— Телец не телец, но барашек-то уж точно, — Хомутов вынул из внутреннего кармана пиджака картонную коробочку. В ней лежала аккуратно переложенная ватой маленькая темно-красная косточка.
— Вот… — Хомутов поднял глаза и невольно вздрогнул: лицо Олега было совершенно белым, а в глазах, дико вытаращенных на Хомутова, светилось черт знает что — восторг и ужас одновременно. Раза два Олег открыл рот, пытаясь что-то сказать, но из горла его вырывался лишь странный всхлип.
— Прокопий Павлович! — прохрипел он наконец, приплясывая от возбуждения. — В раскопе ведь, да? В раскопе? Сколько… ради бога, сколько их было?
— Не понимаю… — Хомутов оглянулся, словно хотел найти кого-нибудь, чтобы поделиться с ним своим изумлением, потом растерянно пожал плечами. — Ну, коль хочешь знать, три их было, три…
— Прокопий Павлович! — Олег подпрыгнул, нелепо взмахнул руками. — Вы понимаете… Нет, вы понимаете, что это такое?!
Хомутов приблизил коробочку к глазам, осмотрел подозрительно и, ничего особенного не обнаружив, пробормотал:
— Баранья бабка… кость для игры у скотоводческих народов… Научное название — астрагал…
— Магический кристалл! — взвыл Олег, схватил вдруг Хомутова в охапку и на глазах у пораженных прохожих расцеловал его в обе щеки.
— Грабительский лаз… — Хомутов смущенно закряхтел, буквально выкарабкиваясь из объятий Олега. — Да… Совершенно случайно… Две для коллекции… одну тебе…
Он немного пришел в себя и удивленно уставился на Олега.
— Постой, а почему, собственно, это… так потрясло тебя? Как-то даже странно немного…
— Прокопий Павлович, дорогой вы мой человечище! — Олег оглянулся и понизил голос. — Можно, я вам потом объясню? Ей-ей, или все это происходит во сне, или же вчера вечером мне повредили тыквочку.
— Н-ну, как знаешь… А теперь, острожник, поспешим-ка на тракт ловить попутную машину.
Оказавшись у лагеря, Олег первым делом потащил Хомутова к раскопу. Там не обнаружили ни души — время было обеденное.
— Вот где я их нашел, — Хомутов указал на углубление, заполненное камнями, кусками дряхлого дерева, костей, угля и черепками керамических сосудов. — Грабительский лаз… Да, кто бы они ни были — степные головорезы ухуаньцы или же буддийские монахи в желтых рясах, но обошлись они с древней могилой истинно по - грабительски… Представь себе, Олег: десятиметровый узкий колодец. Холод — во избежание обвала грабители действовали зимой, землю оттаивали кострами, вот почему так много здесь древесного угля и головешек… Теснота погребальной камеры. Дышать почти нечем. Масляные факелы еле горят, а временами и вовсе гаснут. Двигаться приходится на четвереньках и ползком… До драгоценностей они, видимо, все-таки добрались… А астрагалы выбросили, зачем им они…
Олег вынул коробочку, бережно раскрыл ее и надолго приковался взглядом к темно-красной игральной кости, совершенно убежденный, что именно ее бросал Модэ в свой последний вечер в ставке Кидолу. Он вспомнил вчерашнее явление Мишки у входа в музей и слова его. Вспомнил померещившийся в темноте аллеи жуткий взор Модэ — взор, который влил в него незнакомую доселе жестокость и помог подняться на ноги, несмотря на безжалостное избиение, и начать самому избивать, самозабвенно, с омерзительной ему сейчас нечеловеческой яростью…
Увидев Олега, Лариса ахнула:
— Боже, что они с тобой сделали!..
— Попадись я юэчжам, они еще не то бы сделали, — он, счастливо улыбаясь, смотрел в зеленовато искрившиеся ее глаза, но вдруг спохватился и погрустнел. — Если б ты знала, какую пакость я сотворил…
— Ох, не рассказывай сейчас! — она умоляюще сложила руки. — Потом когда-нибудь, ладно?
Олег виновато кивнул.
Подскочил Карлсон, взвизгнул от восторга, принялся теребить:
— Олег, а их много было, да?
— Масса, Карлсон, масса.
— А как ты их, а?
— Я их одной левой, — делая над собой усилие, афтэковским басом отвечал Олег. — Знаешь, Карлсон, какие товары теперь там в дефиците?
— Какие?
— Гробы и белые тапочки.
— Ой, Прокопий Павлович! — вдруг охнула Лариса. — Как же я забыла — у нас сегодня такая находка!..
Она убежала и через миг вернулась с пестрой коробкой от шоколадных конфет, в которой тускло поблескивал обрывок золотой фольги величиной с ладонь. Хомутов осторожно вынул, начал разглядывать, словно бы обнюхивая, старался быть сдержанным, но, увидев какие-то рельефные фигуры, просиял.
— Отменно! — воскликнул он. — Узоры… непонятные знаки… Пока различаются плохо, но после реставрации все это прояснится. Очень, очень интересная находка! Поздравляю, дорогая, поздравляю! — Двумя пальцами, почти не дыша, он уложил фольгу на место, снял шляпу и, церемонно держа ее на отлет, прикоснулся губами к Ларисиной руке. Юные туземцы восторженно взвыли, Олег зааплодировал.
Интересную находку по-своему оценил и Харитоныч.
— Как бы оно проклятым не оказалось, это самое золото, — сказал он неожиданно, восседая вечером у костра.
— А это хорошо или плохо? — тотчас полюбопытствовал Олег.
— Да уж чего лучше! — усмехнулся старик. — У нас в деревне — при царе еще было — один вот так же нашел золотой клад. Обрадовался, бедный, а обернулось-то оно боком.
— Арестовали? — догадалась Лариса.
— Какой там арестовали! Это бы еще ничего. Пострашней дело вышло — ночами ходить к нему начали…
— Кто, женщины? — оживился Олег.
Не удостоив его ответом, Харитоныч задумчиво покачал головой и начал сворачивать самокрутку.
„Вот, мошенник старый! — восхитился про себя поэт. — Смотри, как мастерски программу ведет: паузы выдерживает, нагнетает атмосферу…“
Юные туземцы затаили дыхание. Карлсон даже незаметно оглянулся: ночь, лес, огонь костра, рассказ о темных делах старины — что еще нужно, чтобы легким морозцем прошла по спине сладостная жуть?
Все терпеливо ждали, пока Харитоныч не спеша прикурит от уголька и сделает несколько глубоких затяжек.
— И месяца не прошло — другим стал человек, — наконец заговорил старик. — Весь почернел, высох и все на завалинке сидит и думу думает. Заговорят с ним, а он будто и не слышит. Домашние-то уж и попа звали, святой водой углы кропили, и бабка-знахарка воском страх отливала — нет, ничего не помогает. Сох, бедный, сох да и повесился. А перед смертью рассказал кому-то, что, вишь, по ночам к нему ходили… серые мешки.