Он встряхнул девушку так, что у той мотнулась голова.
— Да, — испуганно пролепетала Мэрид.
— Хорошо, иди, — подтолкнул ее Дикий.
Уходя, Мэрид не удержалась и обернулась — Ворона уже не было. Сутулая служанка поманила Мэрид за собой, показывая дорогу.
Дикий быстро поел и, сердито отпихнув ногой Серого, отправился к себе в башню. Ступив на крутую винтовую лестницу, он вдруг замер, вскинув голову, и посветил наверх факелом. На него сверху вниз смотрел Младший Ворон.
— Милый братец, — хохотнул Дикий. — Никак ты по мне соскучился?
— Вовсе нет, — холодно ответил Младший. — Век бы тебя не видеть. Но я хочу знать, почему уехала мать и что за стройку ты тут затеял.
Дикий улыбнулся и вдруг одним прыжком перемахнул через несколько ступенек и встал вплотную к Младшему, высоко поднимая факел.
— Мать решила увезти малышку Диорвел туда, где потеплее, а тебе я советую поохотиться в лесу, говорят, куниц в этом году столько, что сами с елок падают, — вкрадчиво сказал он. — Что до стройки, то пока я — старший, и я решаю, как распорядиться Твердыней.
— Ты не старший, — твердо взглянул ему в глаза Младший. — Мудрый и Гордый, да даже Красный — все они по рождению стоят перед тобой.
— Да? — сделал удивленные глаза Дикий. — Правда? А я-то уж и забыл, спасибо, милый братец, что напомнил. Но только не подскажешь ли, а где же наши старшие братья? А? Где они все? Кто из них сейчас в замке?
Младший молчал.
— Их нет, — перестал улыбаться Дикий. — А пока их нет, старший здесь я. И мне очень жаль, что из всех братьев со мной остался самый бесполезный — ты. Поэтому не путайся у меня под ногами. Я знаю, что делаю.
Дикий хотел было пройти, но Младший загородил ему дорогу и сказал, еле сдерживаясь, прямо в лицо:
— Ты возомнил себя хозяином гор, но ты просто грубая скотина. Никогда тебе не быть таким, как наш отец Аодх, и даже вполовину таким, как Старший Ворон.
— Я и не помышлял о такой высокой чести, — прошипел Дикий. — Уйди с дороги, не то я из тебя пыль выбью, как в детстве.
— Ты оскорбил гостью, женщину, которая спасла жизнь нашему брату! — крикнул Младший. — Я сам тебя сейчас с лестницы спущу!
Братья злобно смотрели друг другу в глаза, казалось, еще секунда — и они сцепятся. Но Дикий вдруг расслабил плечи и покачал головой.
— Ты прочитал слишком много сказок и легенд, милый братец, всю голову себе романтикой забил, да еще девчонка эта твоя…
Младший стиснул кулаки, но Дикий подался вперед, схватил его за шею свободной рукой и притянул к себе.
— Послушай, — почти прошептал он, кривясь и прикрывая глаза. — Мы не были дружны. Ни мы с тобой, ни все семь братьев Воронов. Но кровь не вода, а «брат» не пустой звук. Я понял это, когда Старшего подняли на копья в той проклятой битве. Да, мы, младшие, почти не знали его, но у меня словно сердце в груди лопнуло, когда я понял, что он мертв. Я ненавижу Бреса. И не хочу потерять еще хоть одного брата. Гордый ушел за горы, Мудрый исчез, и никто не знает, где он. Красный сидит у моря и неизвестно, когда мы с ним свидимся. Белый, возможно, тоже мертв. Только мы с тобой остались в гнезде. Не смотри на меня, как на врага. У нас с тобой одна кровь и одна цель — сохранить Твердыню, отвоевать Таумрат и вырвать у Бреса сердце из груди. Прошу тебя, не мешай мне. И не осуждай, даже если тебе поперек души то, что я делаю.
Младший молчал, только судорожно сглатывал. Когда рука Дикого разжалась, он медленно спустился вниз по ступеням мимо брата.
— Я уеду на зимнюю охоту, — сказал он, не оборачиваясь. — Пошли со мной фениев, чтобы доставлять дичь в замок.
Глава 5
Ангус стоял, обняв себя за плечи, и смотрел, как двое дюжих стражников пытаются вытянуть застрявшую телегу из лужи. Вокруг бегал фуражир и ругался последними словами. Ангус не обращал внимания — он уже привык к брани. К холоду и голоду привыкнуть было сложнее. Живот сводило, голова горела.
Ангус хотел есть — так, что слюна казалась горькой. Вчера вечером старая Нэнни притащила какие-то объедки — плесневелые корки и кусок соленого рыбьего хвоста — и силком запихнула ему в рот, бормоча и сюсюкая. С тех пор Ангусу не удалось перехватить ничего.
Ангус был ей благодарен, но все равно в глубине души ненавидел. Да, Нэнни спасла его, заботилась о нем, кормила в ущерб себе, но она была полоумная, грязная, воняла сладкой тухлятиной и думала, что он — ее сын. Это злило мальчика сильнее всего.