— Нили! Ты замечательно поешь!
— Да ну, так-то петь всякий сможет, — рассмеялась Нили.
— Сможет, но не так. Я не смогла бы правильно протянуть ноту, даже под угрозой смерти.
— Если бы ты выросла среди артистов эстрады и варьете, то смогла бы. Я умею танцевать, жонглировать и даже кое-какие фокусы показывать. Потолкаешься за кулисами — всему научишься.
— Но, Нили, ты поешь хорошо. Просто хорошо. Нили пожала плечами.
— На это плюс пять центов я смогу купить себе чашку кофе.
А к концу второй недели репетиций Анна занялась «Небесным Хитом» лично. Однажды вечером, когда она ухе собиралась уходить домой, в контору явился Генри.
— Анна, слава богу, что еще не ушла. Послушай, дорогая, ты можешь спасти мне жизнь. Я должен быть на Эн-Би-Си. Шоу Эда Холсона выходит в эфир сегодня в девять вечера, а заключительные двадцать минут нужно переписать заново. Эд вечно всех подводит, сценаристы уже собрались от него уходить, продюсера он сам выкинул. Я же уйти от него не могу. А меня сегодня ждет Элен Лоусон, я должен принести ей целый портфель ее новых акций. Он у меня на столе.
— Мне передать его ей с посыльным?
— Нет, лучше отнеси сама. Но не говори, что я на Эн-Би-Си. Скажи, что я безнадежно застрял на совещании совета директоров по тому самому вопросу о сделке с недвижимостью, в котором она заинтересована, и что никак не смог вырваться. Если она будет думать, что я зарабатываю деньги для нее же, она не станет возражать. Портфель отдашь ей лично в руки и, ради бога, говори все это как можно правдоподобнее.
— Сделаю все, что в моих силах, — пообещала ему Анна.
— Отнесешь его прямо в театр, войдешь со служебного входа. Репетиция у них вот-вот закончится. Скажи, что завтра я все обговорю с ней в деталях.
Анна пожалела, что Генри застал ее, надо было ей уйти чуть раньше. В подобных делах она не искушена. Встретиться лицом к лицу с самой Элен Лоусон! В ее сознании никак не вмещалось, что это действительно может быть всего-навсего повседневным и заурядным деловым свиданием.
Она страшно волновалась, подходя к зданию театра и робко открывая черную и проржавевшую дверь служебного входа. Даже старый привратник, сидевший у батареи и читавший в газете раздел о скачках, выглядел внушительно и грозно.
Он посмотрел на нее.
— Ну, чего надо?
Интересно, подумалось ей, что во всех фильмах весело щебечущие девушки из кордебалета называют годящихся им в отцы привратников «папочками». Этот же смотрел на нее так, словно ему предстояло опознать ее в полицейском участке как подозреваемую среди других лиц.
Она объяснила ему, что ей нужно, показывая в подтверждение своих слов на портфель как на доказательство. Он кивнул, буркнув: «Вон там», и опять уткнулся в газету.
«Вон там» она столкнулась с опрометью несущимся куда-то человечком со сценарием в руке.
— А вы какого черта тут делаете? — сердито прошептал он.
Она опять все подробно объяснила, в душе проклиная Генри.
— Но у них еще репетиция, — проворчал он. — Здесь, за кулисами, находиться нельзя. Пройдите в ту дверь и сидите в зале, пока мы не закончим.
Она ощупью двигалась по темному пустому зрительному залу. Когда глаза ее привыкли к полумраку, она разглядела в третьем ряду у прохода Гила Кейса, который сидел, низко надвинув шляпу, чтобы в глаза не бил яркий свет со сцены. Группа девушек из кордебалета устало сидела у задней стенки опустевшей сцены. Одни тихо переговаривались, другие массировали себе икры, одна вязала. Нили сидела прямо, не сводя глаз с Элен Лоусон. Та стояла посреди сцены, исполняя с высоким красивым мужчиной песню о любви.
Она полным голосом пела лирическую часть песни в своем знаменитом особенном стиле. Она задорно и ослепительно улыбалась, привнося даже в любовную песенку характерную для себя бурную и зажигательную манеру исполнения. Ее глаза засверкали юмором, когда лирическая часть перешла в комедийную, однако лицо стало серьезным, когда концовка окрасилась традиционным налетом любовной меланхолии и грусти. Первые признаки возраста уже проявились в ее фигуре — начинающая полнеть талия, несколько раздавшиеся бедра. Вспоминая внешность Элен в прошлом, Анна испытала ощущение, словно она смотрит на обломки величественного монумента, низвергнутого с пьедестала. Возраст в большей степени щадит обыкновенных, ничем не примечательных людей, но для знаменитостей — и особенно для женщин, звезд эстрады — возраст становится топором, варварски сокрушающим произведение искусства. Самым большим достоинством Элен всегда была ее фигура, а фирменным знаком — грубоватая бурлескная манера исполнения номеров комедийного жанра, и всегда — в безукоризненно модных костюмах. Ее лицо, хотя и не отличалось классически правильными красивыми чертами, было привлекательным и оживлялось длинными пышными черными волосами.
Премьер на Бродвее у Элен не было уже лет пять. Ее последнее шоу исполнялось целых два года подряд, не сходя со сцены, и еще год на гастролях. На этих гастролях она и познакомилась со своим последним мужем. Пресса во всех подробностях сообщала сначала о пылком и страстном романе, завязавшемся между ними в Омахе, штат Небраска, затем — о пышном бракосочетании; цитировались слова Элен о ее намерении по окончании гастролей поселиться у него на ранчо, где она исполнила бы свою самую главную, свою окончательную роль — роль жены. Высокий и крупный муж, Рэд Ингрем, улыбаясь, заверял репортеров, что место Элен только на его ранчо. «Ни разу не видел эту девчонку на сцене, — заявлял он, — а то вполне мог бы оборвать ее карьеру уже давно. Она создана для меня».
Элен поселилась у него на ранчо. Через два года ее имя вновь ярко вспыхнуло в сообщениях АП и ЮП, когда она сделала заявление, что «на ранчо дьявольская скучища» и что ее настоящим домом является Бродвей. Генри быстро провернул в Рино все формальности, связанные с разводом, композиторы и либреттисты устремились к Элен с новыми заманчивыми предложениями, и вот сейчас Элен вновь на сцене, которой она всецело принадлежит, репетируя «Небесный Хит».