— Через полчаса? Как же ты успеешь за это время добраться до дома и переодеться?
— Домой мне не нужно. Я поеду прямо так.
— Но ты же в простом пальто. И в твидовом костюме.
— Я уже была с Алленом в нем. Он ничего не имеет против.
От замешательства лицо Элен приняло надутый вид, и она стала похожа на пухленького ребенка.
— Ну-у, Анни, а я хотела разодеться в пух и прах. Но теперь нельзя. А то рядом с тобой в этой твоей одежде я буду, как разряженная рождественская елка. Мне ведь хочется произвести хорошее впечатление на Джино. Он такой живчик.
Невероятно! Анна не верила своим ушам. Элен Лоусон волнуется, как девчонка, перед встречей с Джино. Этот внезапный приступ застенчивости и робости никак не соответствовал сложившемуся у нее образу Элен, для которого прежде всего была характерна изрядная доля небрежно-циничной самоуверенности и чувство собственного достоинства. Анна вдруг поймала себя на том, что ей захотелось поверить, что это надутое детское выражение редко проявляется у Элен.
— Позвони им еще раз и скажи, чтобы заехали попозже, — предложила Элен. — Чтобы тебе успеть съездить домой и переодеться.
Анна покачала головой.
— Я слишком устала. Весь день работала.
— Черт возьми, а я что же, по-твоему, делала? — Элен говорила тоном ребенка, которого его сверстники выгнали вз игры. — Встала сегодня в девять утра. Три часа репетировала танец с этими жлобами «Гаучерос». Раз шесть, не меньше, приземлялась на задницу. Эту мерзкую песню пришлось петь раз сто. И вот все равно намылилась ехать. А я ведь постарше тебя буду. Мне… тридцать четыре.
— У меня не столько энергии, — ответила Анна, едва сумев скрыть свое удивление. «Тридцать четыре»! Джордж Бэллоуз был прав.
— Сколько тебе лет, Анна?
— Двадцать.
— Ладно, брось мне заливать! Это я и в газетах читала. Сколько на самом деле? — Она растянула губы в невинной детской улыбке. — Э-э, да ты, похоже, из тех девиц, что падают в обморок от некоторых словечек. Моя старушенция из себя выходит, когда я их употребляю. Постараюсь следить за собой. Если сегодня вечером хоть раз выражусь, просто посмотри на меня вот таким же ледяным взглядом.
Анна улыбнулась. В быстрых перепадах настроения Элен было что-то привлекательное. Она была откровенна до бесхитростности и вместе с тем так уязвима, несмотря на свою недосягаемую славу.
— Так тебе правда только двадцать, Анна? — И быстро добавила: — Это фантастика, что ты так моментально сумела — подцепить самого Аллена Купера. Я надену черное платье и немного драгоценностей. — Она направилась переодеваться в спальню, треща без умолку. — Эй, пошли со мной. Может у меня и самый сильный голос на всем Бродвее, но из этой комнаты ты меня все равно не услышишь.
Одеваясь, Элен продолжала говорить не останавливаясь. Большей частью о своих мужьях и о том, как плохо они с нею обращались.
— Единственное, чего мне было нужно в жизни, это — любви, — скорбно повторяла она то и дело. — Фрэнк любил меня, он был художником. Боже, видел бы он, что у меня есть подлинник Ренуара. Не то чтобы Фрэнк рисовал так же. Он был оформителем, но для себя он писал то, что называл серьезными вещами. Мечтал о том, что настанет день, когда он сможет позволить себе оставить оформительство и писать то, что ему хочется.
— А-а, значит, вы тогда были еще только начинающей артисткой?
— Да нет же, черт возьми! Я выступала уже в своем третьем шоу, когда мы поженились. Получала три тысячи в неделю, а он всего только сотню, так что, как видишь, я выходила за него по любви.
— Тогда почему же он не мог писать так, как хотел?
— Значит, я должна была содержать его? Ты что, смеешься? Если бы я пошла на это, то как бы я узнала, женился он на мне по любви или из-за моего состояния? Я ему так и заявила без обиняков. У меня тогда была огромная квартира, и вообще" я люблю жить на широкую ногу. Я сказала: "Фрэнки, можешь переезжать ко мне. За квартиру буду платить я. Все равно ведь я за нее уже заплатила вперед. Буду платить служанке, за твою одежду, за питание и напитки. Но когда мы пойдем в ресторан, клуб или еще куда, счета будешь оплачивать ты. Он все жаловался, что за два таких вечера со мной, просаживает свой недельный заработок. И это при том, что он не платил за квартиру и за все остальное. Боже, как я его любила! Хотела даже родить от него ребенка, а ведь это значило бы, что целый сезон — псу под хвост. Так что сама видишь, как сильно я его любила. Вот только забеременеть так и не смогла. Застегни-ка мне молнию, вот здесь. Ну, как я выгляжу?
Выглядела Элен хорошо. Анне показалось, что драгоценностей на ней чуть больше, чем следует, но ведь в конце концов это сама Элен Лоусон, и ей простительно.
В дверь позвонили. Элен схватила ярко-красное шелковое манто, отделанное блестками. Посмотрела на Анну.
— Слишком яркое?
— А почему ты не наденешь норковое, в котором была днем?
— А не будет слишком старомодно? Черное платье и коричневое манто. Знаешь, я считаю так: если у тебя есть вещь, то ее надо носить. Я не из тех чопорных баб высшего света.
Раздался еще один звонок.
— Сейчас, сейчас, — крикнула Элен. Немного поколебавшись, она взяла норковое манто и улыбнулась. — Будь по-твоему, ангелочек. Похоже, у тебя есть вкус.
Знакомство Элен с Джино походило на сказочный фейерверк. Решили ехать в «Марокко», клуб, который оба они обожали. Они заказали себе одинаковые блюда, покатывались со смеху над шутками и анекдотами, которые рассказывали друг другу, и в неимоверных количествах поглощали шампанское. Репортеры подходили к столику, чтобы засвидетельствовать свое почтение Элен, оркестр вновь и вновь играл мелодии из ее прошлых хитов. Эта атмосфера бурного веселья быстро захватила Анну, и она даже поймала себя на том, что смеется над некоторыми не вполне пристойными анекдотами „Элен. Та просто не могла не нравиться.
Джино оглушительно хохотал.
— Я люблю эту девчонку! — кричал он, хлопая ее по спине. — Она говорит то, что думает. В ней нет ни капли фальши. Вот что я скажу тебе, Элен. Закатим-ка мы пир горой в честь твоей премьеры.