Эйла, пораженная красой и спокойствием открывшейся ей картины, не верила собственным глазам: кто бы мог подумать, что здесь, посреди ветреных пустынных степей, может существовать подобное место? Эта долина была чудесным оазисом, скрытым от непогоды безводных степей в укромной низине, микрокосм изобилия, явленного природой, уставшей от собственной вынужденной скупости и решившей сверх всякой меры излить свои щедроты на эту маленькую лощину.
Молодая женщина стала с интересом разглядывать пасущихся вдали лошадей. Это были крепкие, коренастые животные с достаточно короткими для лошадей ногами, мощными шеями и тяжелыми крупными головами. Вытянутые морды с раздутыми ноздрями вызывали в ее памяти лица некоторых людей из Клана. Лошадки были на удивление лохматы и отличались от лошадей, виденных Эйлой прежде, своими короткими жесткими гривами. Несколько животных имели серые шкуры, однако по большей части они были коричневато-желтыми, различаясь в оттенках — от нейтрального бежевого, похожего на цвет здешних земель, до цвета сена. Немного в стороне от остальных стоял светлый жеребец; Эйла заметила в табуне несколько жеребят точно такого же цвета. Жеребец поднял голову, затряс своей короткой гривой и громко заржал.
— Что, гордишься своим племенем? — усмехнулась Эйла.
Она пошла вдоль поля, стараясь держаться возле кустарника, росшего по берегу реки, бессознательно примечая растения, обладающие лечебными свойствами или пригодные для пищи. Это умение было частью искусства целительницы, которому ее обучали в Клане. Ее учили определению и сбору целебных трав, Эйла распознавала их практически мгновенно. Но на сей раз ее больше интересовали съедобные растения.
Она не обратила внимания на характерные высокие высохшие зонтики, указывавшие на то, что на глубине нескольких дюймов она сможет найти морковь. Но впечатление это было обманчивым.
Она запомнила это место так хорошо, словно оставила на нем особую мету, решив пока не трогать морковь. Тут же ее острый взгляд упал на след зайца, и она мгновенно напряглась, понимая, что ей хочется именно мяса.
Опытная охотница бесшумно шла по следу, находя то свежий заячий помет, то смятые травинки, то еле заметные отпечатки заячьих лап на сырой земле, пока не увидела неподалеку самого зайца, притаившегося в высокой траве. Она достала свою пращу из-за пояса и осторожно извлекла из складки шкуры пару камней. Животное стрелой помчалось прочь, но было уже поздно. С изяществом, наработанным за многие годы практики, Эйла метнула камни один за другим и удовлетворенно услышала два глухих удара. Оба снаряда угодили в цель.
Эйла подобрала с земли свою добычу и попыталась припомнить, когда именно она освоила технику двух последовательных бросков. Излишне самоуверенная попытка убить таким образом рысь позволила ей оценить и пределы применения подобного приема. Надо сказать, что технику эту, суть которой состояла в практически одновременном совершении двух последовательных бросков (второй камень вкладывался в петлю на возвратном движении пращи), Эйле удалось освоить далеко не сразу.
На обратном пути она сломила одну из нижних ветвей небольшого деревца и заострила ее толстый конец, чтобы накопать дикой моркови. Она положила морковь в складку своей накидки и, прежде чем вернуться к реке, запаслась парой рогатин. Положив зайца и корнеплоды, Эйла достала из корзины палочку и дощечку, с помощью которых добывала огонь, и стала собирать дрова: хворост и сухой плавник, лежавший на берегу рядом с костями. С помощью того же орудия, которое использовалось ею для заточки копалки, имевшей на остром конце небольшую развилку, принялась строгать сухие ветки. Она добавила к стружке предварительно размочаленные сухие стебли полыни и пух семенных коробочек кипрея.
Эйла подыскала самое удобное для разведения костра место, разложила дрова на отдельные кучки, рассортировав их по размерам, и положила рядом трут и лучину. Хорошенько рассмотрев Дощечку, вырезанную из сухого побега ломоноса, она взяла в руки каменную провертку и сделала с ее помощью небольшое углубление, после чего вставила в него сухую одеревеневшую веточку прошлогоднего рогоза, с тем чтобы измерить глубину лунки. Она положила пух кипрея в выемку, сделанную в куске волокнистой коры, разместив последнюю точно под лункой, сделанной в дощечке, зажала ее между колен и, вставив в нее веточку рогоза, попыталась сосредоточиться. Добывание огня требовало немалых усилий.
Зажав верхний конец палочки между ладонями, она принялась тереть ими друг о друга, вследствие чего палочка начала вращаться то в одном, то в другом направлении, и одновременно слегка придавила вращающуюся палочку к дощечке. Через какое-то время ее медленно сползавшие вниз руки оказались возле самой дощечки. Если бы у нее был помощник, он перехватил бы палочку сверху, не прерывая вращения. Однако такового не существовало, и поэтому ей не оставалось ничего иного, как только прекратить на миг процесс добывания огня и начать его практически сызнова, пытаясь не терять при этом ритма вращения и не ослаблять давления, ибо тепло, выработанное при трении соприкасающихся поверхностей, моментально рассеивалось. Непростой труд добывания огня нельзя было прерывать ни на миг.
Эйла продолжала совершать ритмичные движения, не обращая внимания на капельки пота, то и дело затекавшие ей в глаза. Лунка становилась все глубже и глубже, в ней накапливались мельчайшие опилки мягкой древесины. Она почувствовала запах гари и увидела тонкую струйку дыма, поднимавшуюся из почерневшей лунки, после чего взялась за дело с удвоенной энергией, хотя руки ее уже начинали ныть от усталости. Наконец на дне дощечки появился маленький тлеющий уголек, который быстро прожег ее насквозь и упал в выемку, наполненную сухим трутом. Следующий этап добывания огня был еще ответственнее. Погасни уголек в это мгновение, все пришлось бы начинать сначала.
Она склонила голову так низко, что почувствовала тепло уголька, и принялась осторожно раздувать его. При каждом ее дуновении он разгорался все ярче и ярче, но стоило остановиться, чтобы перевести дух, как он тут же начинал гаснуть. Она насыпала на тлеющий уголек сухих завивающихся стружек. Какое-то время они просто тлели, но уже через минуту над ними заплясал крошечный огонек. Эйла вновь принялась раздувать тлеющий уголек, добавив еще одну горсть стружек. Когда они разгорелись, она стала подкладывать в этот маленький костерок кусочки сухой коры и маленькие веточки.
Эйла позволила себе расслабиться только после того, как занялись сухие коряги, которые она притащила с берега. Немного передохнув, она вновь отправилась за дровами и сложила их неподалеку от костра. После этого она достала из корзины орудие с зазубренным режущим краем и с его помощью стала счищать кору с зеленой ветки, которую она использовала для выкапывания моркови. Эйла воткнула рогатины по сторонам костра и, убедившись в том, что заостренная зеленая ветка длиннее, чем расстояние между ними, занялась зайцем. Прежде всего с него следовало снять шкуру.
К тому времени, когда дрова прогорели и костер обратился в груду пылающих жаром угольев, готовый к жарке заяц был уже насажен на вертел. Она стала было заворачивать внутренности зверька в шкурку, чтобы выбросить и то и другое (именно так она и поступала во время своего путешествия), но внезапно ей в голову пришла неожиданная мысль. «Я смогу использовать эту шкурку, — подумала она. — На все про все уйдет день-другой…»
Она сполоснула морковь в водах реки, заодно смыв с рук заячью кровь, и завернула ее в листья подорожника. Эти большие волокнистые листья были съедобными, но главное их применение состояло в ином — их накладывали на раны и ушибы. Завернутую в листья подорожника морковь Эйла положила возле горящих угольев.