Письмо было на месте.
Конверт, тщательно прикреплённый скотчем к обивке двери, был именно там, где и говорила Катя. Письмо было на месте, а это означало, что Игорь не приезжал сюда.
Лера подошла к двери и, присев, провела пальчиками по конверту. Значит, Игорь считает её погибшей? И значит, ему настолько тяжело, что он не в силах вернуться туда, где когда-то был счастлив?
Или?..
В любом случае она причинила Игорю боль.
– Прости меня… – Лера заплакала, прислонившись лбом к двери. Она поглаживала обивку, будто это успокоительное движение могло смягчить или облегчить страдания Игоря. – Если бы не моё слишком правильное поведение… Если бы я думала в первую очередь о нас…
Она и думала о себе и об Игоре, не желая осложнений в их будущей жизни. Она хотела жить мирно и счастливо. И к чему привели все её старания и понимание Игоря?
Её добродетель не нашла отклика. Ради покоя бабушки она пожертвовала своим счастьем.
И единственное, что оставалось Лере, – это надежда. Надежда на то, что всё будет хорошо.
– Знаешь, у нас будет малыш, – Лера продолжала всхлипывать, сидя на коленях перед закрытой дверью. – Мы назовём его Игорем…
Горячие солёные слёзы текли по измученному болью и тоской лицу Леры. Как же она хотела услышать звук шагов Игоря, хотела, чтобы этот ужас одиночества закончился…
Но по лестнице никто не поднимался – в подъезде было так же тихо, как и во дворе дома, где она была счастлива…
* * *
Бездна одиночества всё плотнее обступила Игоря, укрепляя возведённые ею стены. Игорь смотрел на мир, словно сквозь целлофановый пакет – размытая реальность, которая не имела для него никакого значения. Он даже не сказал бы, какого цвета стены в его кабинете, и не заметил бы, поменяйся у него секретарша. Единственное, на что Игорь был способен, – это подписывать документы, которые ему время от времени приносил Миша.
Все дни он проводил в своём кабинете. Он смотрел на единственную фотографию Леры, которая была сделана в Сочи. Он смотрел на игрушечного жёлтого медвежонка, держащего в лапках горшочек.
Михаил ежедневно заставал Игоря, переводящим взгляд с фотографии на игрушку. И с каждым днём Мише тяжелее было видеть слёзы, всё чаще появляющиеся в глазах Игоря…
И однажды Михаил попытался вытянуть друга из бездны одиночества.
Игорь подписал очередную бумажку. И в очередной раз упёрся взглядом в фотографию, стоящую перед ним.
– Знаешь, Мишка, я всё выше поднимаюсь по лестнице, ведущей вниз…
– Игорь, ты должен встряхнуться, жизнь не закончилась! Я не позволю тебе идти по этой чёртовой лестнице, о которой ты говоришь! Игорь…
Но Миша осёкся: Игорь, привстав и перегнувшись через стол, смотрел на него с лютой ненавистью. Кожа Игоря побелела, на лбу появилась испарина, а губы задрожали.
– Убирайся вон, пока я тебя не убил!!!
Это был вопль раненого зверя.
Но Миша уходить не собирался. Он как никто понимал, что творится у Игоря на душе. Ведь девять лет назад он жил в такой же пустоте, когда потерял невесту.
– Тогда за каким чёртом ты вытянул меня из такой же вот пропасти девять лет назад?! – Миша опёрся кулаками о стол, и его взгляд вцепился во взгляд Игоря. – Я тоже тогда хотел сдохнуть, а ты приехал и… Зачем ты это сделал?!
– Извини, – Игорь сел, пряча лицо в ладонях.
Вот так причудливо пересеклись их жизни, отмерив друзьям и счастья и горя поровну – ни больше ни меньше.
– Мишка, если бы Лера забеременела в тот день, то уже была бы на третьем месяце. Нашему малышу уже было бы девять недель, – прошептал Игорь, не отнимая ладоней от лица, по которому катились слёзы. – Они похоронили её вместе с нашим ребёнком…
Миша лишь покачал головой – мысли о ребёнке не покидали Игоря, делая его несчастье ещё горше.
– Игорь…