Рене отрицательно покачал головой.
– Нет еще.
– В таком случае, вы ее увидите. Вы должны увидеть ее. – Кривая усмешка пробежала по тонким губам Куинслея. – Вы ничего не слышали о ней?.. Нет?.. Тогда я не буду вам ничего рассказывать. Пусть она сама расскажет вам все! Вы не пугайтесь, она устроилась неплохо. Это ведь замечательная женщина. Я не удивляюсь, что мужчинам она так нравится. – Куинслей засмеялся.
Герье не почувствовал гнева, как прежде, когда этот человек позволял себе издеваться над ним. Почему-то Куинслей казался ему несчастным, достойным жалости.
Макс остановился и снова заговорил:
– Я дам вам пропуск в Среднюю и Высокую Долины, а там вы, прежде всего, обратитесь к моему сыну Роберту. Он скажет вам, где мадам Гаро и что она делает. Через две недели вы должны возвратиться ко мне, и мы поговорим о вашей дальнейшей судьбе. Мистер…
– Клэр, – подсказал англичанин.
– Мистер Клэр, – продолжал Куинслей, – будет вам сопутствовать. Мне очень интересно выслушать ваше беспристрастное мнение обо всем виденном в автономной Долине. Теперь, господа, я вас не задерживаю. Я знаю, у вас нет пристанища. Но вы напрасно скрывались. Механические глаза, уши и читатели мыслей делают явным все скрытое. Я приказал отвести вам две комнаты. Завтра вы отправитесь в путь. До свиданья.
… В эту ночь Герье, несмотря на сильную усталость, заснул только перед рассветом. Тяжелые думы бродили в его голове, и ему, более чем когда-либо прежде, стало казаться, что не следовало возвращаться в Долину.
Мистер Клэр долго сидел на кровати. Он снял сапоги и, забыв об этом, стал расхаживать по комнате в одних чулках.
«Ужас, ужас! – думал он. – Что может сделать этот гениальный безумец! Под его ударами погибнет весь мир, рухнет и старая добрая Англия. Нет, нет… этого нельзя допустить». Тут англичанин с испугом огляделся, ему вспомнились глаза, уши и читатели мыслей. Он выключил электрический свет и, закутавшись в одеяло с головой, приказал себе спать.
Приемная Роберта Куинслея была еще пуста. Муки и Марки находились на своих местах в ожидании посетителей, желающих видеть правителя. Часы пробили девять. На монументальной лестнице показались Рене Герье и Джон Клэр. Они медленно поднимались по широким ступеням, устланным плотным ковром.
Лицо Рене было бледно, взгляд безучастен. Англичанин, который с интересом присматривался к каждой мелочи, был, как всегда, свеж и бодр, гладко выбритое молодое лицо резко подчеркивало седину товарища.
Муки подошел к друзьям с вопросом:
– У вас имеется пропуск? Разрешите посмотреть, кто подписал его.
Клэр протянул бумагу.
– Мистер Макс Куинслей, лично.
– Прошу обождать здесь несколько минут. Мистер Роберт принимает с десяти, но сегодня он начал свою работу раньше и приказал пропускать всех. Сказав это, Муки исчез.
Герье опустился на низкую скамью. Клэр, подойдя к большому окну, любовался видом на Старые копи – поселок теперь превратился в целый город. Квадраты десятиэтажных домов, окруженные садами и лужайками, тянулись длинными рядами, образуя широкие улицы. Снующие повсюду автомобили, носящиеся в воздухе летающие люди придавали этой картине особое оживление. Леса по крутым склонам гор казались темными пятнами на общем ярком солнечном фоне.
«Какие ужасы таятся здесь, в мирной с виду обстановке! – думал Клэр. Что будет, когда эти честолюбивые вожди поведут массы здешнего населения против остального мира?»
Мысли Клэра были прерваны раздавшимся сзади него голосом:
– Прошу вас.
Муки открывал перед ними дверь, приглашая войти.
Роберт стоял около письменного стола, просматривая кипу бумаг, когда друзья вошли в его кабинет. Рене поразился сходству между отцом и сыном, и тотчас же почувствовал, что сердце его сжалось от предчувствия чего-то тягостного и безнадежного.
Роберт, отложив бумаги, быстрым взглядом окинул стоявших у дверей незнакомцев.
– Вы направлены ко мне мистером Куинслеем? – спросил он удивленно. – В пропуске не проставлены ваши имена, не указана цель вашего посещения. Глаза его остановились на старшем, он спросил: – Кто вы?
– Вы меня не знаете, – ответил француз. – Я Рене Герье, уже побывавший в Долине; теперь я возвратился сюда снова.
Лицо Роберта выразило растерянность.
– Рене Герье, – повторил он, как будто желая понять смысл этих слов.
– Ваш отец направил меня к вам, чтобы я мог узнать об участи мадам Гаро.
– Вы желаете видеть мадам Гаро?! – воскликнул Роберт. – Это невозможно.
– Невозможно? Не понимаю вас. Мистер Куинслей сказал, что она живет превосходно и что я все могу узнать о ней у вас. Не может быть, чтобы это была злая шутка.
Роберт нервно перебирал бумаги. Он опустил глаза и молчал.
– Неужели с ней произошло что-нибудь ужасное? Она умерла?
– Нет, нет, что вы! Она здорова. Она жива и здорова, но состояние ее таково, что она вряд ли захочет видеть кого-либо из далеких ей людей.
– Далеких… По-видимому, мистер Куинслей, вы не все знаете о мадам Гаро. Иначе вы не назвали бы меня далеким ей человеком. Анжелика…
– Попрошу вас… – резко перебил Роберт. – Попрошу вас, мсье Герье, не распространяться далее на эту тему. Одно я могу вам обещать: расскажу о вашем возвращении Анжелике, и пусть она сама решит, должна ли она вас видеть.
– Ах, вот как! – вскричал француз. – Она может не захотеть меня видеть? Вы называете ее Анжеликой… Мне все понятно теперь. Быть может, я сам не пожелаю ее видеть. Клэр, пораженный этой вспышкой гнева, схватил его за руку:
– Успокойтесь, Рене. Как бы ни была тяжела истина, вы должны узнать ее от самой мадам Гаро.
Роберт вышел из комнаты, оставив друзей одних. Долго копившиеся чувства вылились теперь в настоящий припадок. Несчастный Герье ломал руки, говорил:
– Случилось то, о чем я подозревал с самого начала. Когда я прочел во Франции записку Анжелики, я подумал, что я потерял ее. Я был убежден, что проникну в Долину, но я знал, что мне не сохранить ее любовь. Зачем она спасла меня тогда? Лучше бы я погиб в борьбе с лютым Куинслеем, как погибли мои лучшие друзья!
Клэр успокаивал своего товарища.
– Сын не лучше отца! Несчастная Анжелика сделалась жертвой расставленных вокруг нее сетей.
– Мы ничего еще не знаем, Рене, – возражал Клэр. – Вы должны увидеть мадам Гаро. Это необходимо.
Слезы дрожали на длинных ресницах Анжелики. Целую бурю пришлось ей выдержать только что. Ненависть Роберта к Герье поразила ее; ревность его к ее прошлому причинила ей страдание.
«Господи, какая я несчастная! А Рене?.. А Роберт? Он не может понять меня… Я искала у него поддержки, а в ответ получила упреки и укоры. Какая бешеная, животная ревность! Мои страдания возбуждают в нем подозрение, что я еще сохранила чувство к бедному Рене. Самый лучший из мужчин не может понять, что я жалею Рене. Разве Герье виноват в чем-нибудь? Если можно винить кого-то, так только меня. Если бы я знала, что он может вернуться… Кто мог думать… Случилось то, чего никогда не бывало. Никто еще до сих пор по своей воле не проникал в Долину… Я должна настоять на желании видеть Рене. Роберт хороший и добрый, он должен разобраться в моих чувствах… Когда он успокоится, он простит меня».