Впрочем, был один претендент на девичье сердце: тот самый капитан Мэннинг, упомянутый давеча отцом в ночной беседе: хорош собой, в меру молод, из приличной семьи. Да и не будь всего этого, его красный военный мундир искупил бы любой недостаток. К счастью, недостатков у Мэннинга не было, и мундир лишь подчеркивал его исключительную неповторимость.
Лиззи была увлечена им с бала у Кармайклов, где посвятила ему целых два танца. Ту бальную книжицу она до сих пор хранила в ящике стола и просматривала в регулярной периодичностью... К несчастью, их встречи были нечасты и удостовериться в сердечном расположении молодого поклонника у Лиззи никак не получалось.
Именно это обстоятельство и побудило ее решиться на гадание прошлым вечером: она должна была знать, испытывает ли капитан Мэннинг те же чувства, что и она.
– Я слышал, Фэрингтон-холл перешел в новые руки, – неожиданно заметил мистер Хэмптон, отвлекаясь от своей чашечки чая. – Некие Аддингтоны перекупили его у прежних хозяев.
– Те, помнится, разорились. Бедняжки... – заметила Хелен с печалью в голосе. – Как это, должно быть, непросто и тяжело: отдать родовое имение в сторонние руки.
– Не тяжелее, чем видеть его полное запустение, – заметил Мистер Хэмптон и принялся за яичницу с ветчиной. – Новые владельцы уже в пути, – продолжил он информировать своих сотрапезниц. – По слухам, сказочно разбогатевшие на алмазодобыче в Бразилии. При них дочь... и сын. Отставной военный. – Мистер Хэмптон многозначительно помолчал. – Они будут здесь со дня на день.
– Сын? – Хелен вычленила из его рассказа самое главное. – Холостой?
– Полагаю, что так, мисс Хелен.
И Лиззи скривила губки:
– Отставной. Сколько же ему лет? Не меньше тридцати?
Ее отец снова улыбнулся.
– Причины уйти в отставку могут быть разные, Лиззи, не только «преклонный» возраст, как то тебе представляется. – И добавил: – Я слышал, он участвовал в Трафальгарском сражении, сумел увести с линии огня один из наших кораблей. За что и был отмечен Трафальгарской медалью Бултона...
Хелен со скучающим видом надбила скорлупу яйца.
– То есть он старый и некрасивый, – вынесла она свой вердикт, и они с Лиззи понимающе переглянулись. Явно разочарованные...
– Полагаю, ответить на этот вопрос вы сможете уже в ближайшие дни, – произнес ее собеседник. – Аддингтоны собираются устроить прием. Если только не нанесут визит прежде этого...
– Прием?! – Хелен взвизгнула от восторга. – Нужно упросить маменьку заказать мне новое платье. Я видела чудесный муслиновый отрез в лавке мистера Адамсона. Помнишь, Лиззи, тот самый, с розовыми цветами?
Ответить девушка не успела: в столовую вплыла скорбная фигура в черном креповом платье и кое-как повязанной чалме.
– Ужасная ночь! – посетовала она. – Я не сомкнула глаз ни на минуту. Казалось, солнце никогда не взойдет, и мои мучения вовек не окончатся.
– Доброе утро, Корнелия, – поприветствовал ее мистер Хэмптон. – Очередной приступ мигрени? В последнее время они значительно участились.
И женщина простенала полузакрыв глаза:
– Все эти туманы с пустоши да болотные испражнения.
– … И сливовые наливки, – шепнула Лиззи на ухо Хелен.
Девушки захихикали, не в силах справиться с приступом веселья, и тетушка-дуэнья одарила воспитанницу взглядом оскорбленной невинности. Сам комментарий едва ли коснулся ее ушей, однако неподобающее случаю веселье вызывало недовольство.
– Присядь и выпей чаю, сестрица. – Мистер Хэмптон указал на стул. – Уверен, хорошая чашечка «Дарджелинга» вернет тебе доброе расположение духа! Тем более после столь беспокойного сна. – И как бы между прочим осведомился: – Надеюсь, ничего хуже мигрени не приключилось минувшей ночью?
– Полагаю, ты имеешь в виду свое позднее возвращение от Коллинзов? – не растерялась Корнелия Сэттон. – Я слышала, как ты топал на лестнице. В этом доме скрипит каждая половица... – посетовала она, наливая себе чашечку чая.
Обе подруги с облегчением выдохнули: миссис Сэттон вряд ли могла их слышать, ее громогласный храп раздавался даже на лестнице.
И если уж отец не проговорится...
– Что ж, в таком случае пора бы нам поторопиться с завтраком, дорогие, – переменил тему беседы ее отец. И вынул карманные часы. – Четверть девятого. Пастор Ридинг готов предать анафеме всякого опоздавшего к воскресной службе. Но мы ведь этого не желаем, не так ли, девочки? – вопросил он с улыбкой.