— Я это хорошо заметил, когда вы симулировали зевоту, при большом повороте к городу. Но не будем говорить об этом. Я отменю свое распоряжение об обыске всех канав и откосов вдоль железной дороги. Но почему вы имели при себе оружие? Ведь вы, Скотти, не из трусливых малых?
Лицо Скотти стало сумрачным и серьезным.
— Я сам не знаю. Я не нервный и никогда не страдал нервами. Я не боюсь человека из плоти и крови. Но у меня было необъяснимое, неприятное чувство… знаете ли, когда я вижу падающие звезды, у меня появляется такое же чувство. Чувство настоящего страха. Я еще вчера говорил об этом с Мэрривеном. Вы же его знаете, он болтает обо всем, что происходит в пределах этого района…
Энди не мог удержаться от смеха, вспомнив об этом глашатае и проводнике Беверли-Грин.
— Он неплохой парень, но разучился слушать собеседника. Это является следствием полноты. Он это подтвердил. Он вообще во всем соглашался со мною. Он умеет приспосабливаться к любому человеку. Мне показалось, я мог бы воплотить в слова все его мысли, если бы он имел способность мыслить. Пойдите, Маклэд, и оставайтесь в Беверли-Грин один-два дня. Вы испытаете такое же чувство. Что-то ощущается в воздухе. Безмолвие смерти перед ударом молнии. Ну, вот и поезд прибывает. Когда будете выступать в суде, не рисуйте меня отъявленным злодеем.
— Разве я что-либо говорил против Вас, Скотти? — с укором спросил Маклэд. — Итак, пожелаю вам счастья с вашим алиби.
Скотти прищурил глаза.
В этот момент поезд остановился, и Стэлла Нельсон вышла из вагона. Энди смотрел на нее, покуда она не исчезла.
— Она тоже запутана в несчастье, — шепнул ему Скотти в ухо. Ну, до свидания, Маклэд!
Скотти был доставлен в Лондон и предстал перед судом. Но процесс протекал для него не так уж плохо. Алиби было удовлетворительным и безупречным, и суд счел достаточными показания четырех мнимо честных свидетелей. Они показали, что играли со Скотти в карты в тот момент, когда произошло преступление. Даже умно построенная речь прокурора и перекрестный допрос судей не могли повлиять на весомость его алиби.
Энди рассчитывал совершить интересную поездку при лунном свете по живописной местности. Однако, ему помешали насладиться отпуском. Все формальности, связанные с допросом Скотти, были выполнены полицейским инспектором. На всякий случай, если бы потребовалось, он был готов ехать в Лондон на день-два. Но замечание Скотти подействовало на него как едкая кислота на медную пластинку. Ему не хотелось покидать Беверли, хотя он и был удивлен тем, что его уже знали. Когда он проходил, кучки стоявших по улицам горожан с благоговением смотрели ему вслед.
Подсознательно у него уже созрел план поездки в Беверли-Грин. Но поехал он внезапно, под влиянием моментального импульса. Бросился в гараж, завел машину и взял направление к дому для гостей. Магическое влияние лунного света повлияло на Маклэда. Прибыв к месту, он выключил свет фар и вышел из машины. Затем постоял, полюбовался красотой пейзажа, и направился к дому Нельсона.
Он видел, как приоткрылась дверь, вышел человек, вид которого явно свидетельствовал о подавленном состоянии. Уильмот открыл садовую дверь, ведшую к его дому, но вдруг остановился и пошел к дому, который находился на краю шоссе. Это был дом мистера Мэрривена. Энди вспомнил, что Уильмот является племянником мистера Мэрривена.
Энди пошел вперед, держась все время в тени. Он почувствовал что-то вроде страха и подозрения. Безусловно, он не был таким тонким и восприимчивым, каким хотел быть Скотти. Он мог анализировать рассказ последнего и, отбросив преувеличения, согласиться с относительной искренностью этого «ученого». Преувеличением он считал страх Скотти. Но теперь им самим овладело непонятное, неприятное чувство. Это было похоже на то, будто на него легла угрожающая тень. Он вообразил гигантскую фигуру с поднятым мечом, и, вдруг, сам улыбнулся своей романтической фантазии.
Однако, он предпочел оставаться в тени, наблюдая за домом Мэрривена. Он рисковал испортить отношения с жителями Беверли-Грин. Принимая во внимание общепринятые правила приличия, он не должен был так поступать.
Энди вошел в сад. Он шел не по щебенной дороге, а пробирался вдоль кустов дерна. Когда он приблизился к дому, он увидел, что дом имеет много окон. Рамы были выкрашены набело, а окна блестели как серебро. Комнатного света не было видно. Вдруг он услышал:
— Ты этого не сделаешь, клянусь Богом, ты не должен этого делать! Слышишь? Скорее убью тебя, чем…
Голос, по-видимому, принадлежал Уильмоту. Послышался шорох. Верхнее окно немного приоткрылось, однако было прикрыто густыми занавесями. Он ясно различил голос Мэрривена:
— Ты ведешь себя довольно глупо. То, что ты говоришь, есть абсурд, мой милый! Твоих угроз я абсолютно не боюсь. А теперь, милейший, я скажу кое-что, что удивит тебя! Я знаю, какими таинственными делами ты занимаешься в городе.
Голоса вдруг перешли в тихий шепот, ничего не было слышно. Потом раздался резкий смех Мэрривена, и возобновился торопливый разговор. Послышался звук отодвигаемого стула. Энди бросился из сада и спрятался в кустарнике.
Здесь была не просто семейная неурядица. Почему упоминание о таинственной профессии коммерсанта могло так на него повлиять: сначала неистовствовал и грозил смертью, затем заговорил тихо, умоляюще.
Энди подождал, пока Уильмот закрыл дверь своего дома, и пошел в обратном направлении. Приблизившись к дому Нельсона, он ясно увидел у окна девушку. Лунный свет преобразил ее в неземную красавицу. Она вдруг отпрянула назад, и окно закрылось. Она его увидела. Она его узнала и испугалась?
«Странно», думал Энди, возвращаясь в Беверли. Еще более странным было то, что чувство страха прошло, когда он повернул на главную улицу. Если в Беверли-Грин действительно водились черти и привидения, то они были довольно могущественны. Даже Эндрю находился под их влиянием и испытывал страх.
Глава 6
Стэлла Нельсон сидела за завтраком, когда ее отец спустился вниз. Его гордость исчезла и он больше не думал о прислуге. Он испытывал чувство стыда, и все его поведение говорило о желании быть прощенным.
Вначале Стэлла обманывалась его искренним желанием раскаяться, верила, что он станет хорошим. Но ее иллюзии скоро растаяли.
— С добрым утром, дорогая. Я не смею смотреть тебе в глаза. Я изверг, я подобен лесному зверю, — говорил он, усаживаясь за стол и теребя салфетку.
Она налила ему чаю, не обращая внимания на его слова.
— Поверь мне, Стэлла, это в последний раз, абсолютно в последний раз. Одеваясь утром, я дал себе слово не употреблять больше алкоголя. Скажи, я вчера буйствовал, прогнал прислугу?
— Она ушла от нас.
Он вздохнул.
— Быть может, мне их поискать? Поговорить с Мери и уладить это дело. Она была неплохой девушкой, хотя и потеряла мои золотые пуговицы с сорочки. Я пойду и объяснюсь. К обеду обе девушки будут здесь. Я не могу, смотреть, как ты сама выполняешь всю домашнюю работу.
— Сегодня Мери забрала свои вещи и сказала, что не останется и за миллион в год. Такого жалованья я, конечно, не предлагала.