— С богом — в путь! — торопил Дубов. — Время дорого!
Мужчины, держа в руках факелы, вели под уздцы лошадей. Кони волновались, пугливо озираясь на каменные своды. Коровы шли спокойно, овцы держались кучкой вокруг барана. Ахмет и Марфуга замыкали шествие. Вещий пропадал где-то впереди, порой возвращаясь, внезапно появляясь из темноты.
Петух, очевидно, потеряв понятие о времени, похлопал крыльями и раза два пропел. Куры, потокав, успокоились, решив, видимо, что наступила ночь.
Пещера была суха и просторна. Ширина коридора, сменившего переднюю обширную часть, была уже не более трех сажен, а высота достигала примерно пяти аршин. Пол пещеры был покрыт мелким гравием.
— Странно… — соображал Георгий, — как будто здесь когда-то шла вода…
— Так оно и было, — подтвердил отец. — Но это было очень давно. Пятнадцать лет тому назад, когда мы впервые познакомились с этой пещерой, открыв ее случайно, — под ногами, помню, также шуршал сухой песок и гравий. Но когда-то по этому ходу пещеры мчался поток.
Как бы в подтверждение слов отца снизу, из-под каменного пола, доносился рокот шумно несущейся воды.
С любопытством и затаенным страхом, идя рядом с отцом, я осматривался вокруг. Люба испуганно жалась к матери. Даже Николай Дубов оставил подводу и шел, держась за оглобли своей упряжки.
— Господи! Царица небесная! — вздыхала, крестясь, Клавдия Никитична. — До чего дожили, что под землю приходится прятаться!
Фома Кузьмич зорко оберегал повозку со своим имуществом, а также приглядывал за порядком.
— Ну, как, Люба? Не очень боишься? — спрашивал я сестренку, придавая своему голосу возможно спокойный тон.
— Не очень… — голосок сестры выдавал ее волнение.
— А я так нисколечко! — соврал я, так как порядочно трусил и беспрестанно озирался по сторонам.
— Ну вот, ручей вышел на поверхность, — сказал идущий впереди отец. — Значит, прошли половину пути. В свое время мы измерили длину пещеры, коридор ее тянется примерно на три версты.
Вода журчала теперь рядом. Поток шел в углублении, вымытом водой в камне наподобие лотка. При свете факелов вода казалась расплавленной медью. В этом месте, где поток выступал наружу, коридор пещеры круто поворачивал, делал уступ. Поток скрывался в отверстии, шириной в сажень. Над жерлом подземного русла навис большой камень. Отец постучал по нему кулаком:
— Не нравится мне эта глыба. Того и гляди сорвется и завалит ход в нижний грот.
— Что же тогда случится? — заинтересовался Рисней.
— Вода пойдет по верхнему гроту, по которому сейчас едем мы.
— И путь из долины будет закрыт?
— Очевидно.
— Ну, полно! — успокоил Андрей Матвеевич. — Тысячи лет стоял камень — повременит, не упадет хотя бы еще лет тысячу.
Вскоре потянуло свежим воздухом. Кони пошли быстрей. Вещий убежал так далеко, что не слышно было его лая. И вдруг мелькнул дневной свет. Петух встрепенулся и, захлопав крыльями, опять пропел.
— Тушите факелы! — отец опустил свой факел горящим концом вниз.
Послышалось шипение. Все последовали его примеру.
— Солнце! — обрадованно крикнула Люба.
— Вот и курорт наш. Хорош? — произнес Дубов.
Перед нами, залитая солнечным светом, лежала круглая зеленая долина, похожая на огромную чашу. Крутые склоны ее поросли лесом, а вершина, словно гигантским каменным поясом, опоясывала долину отвесной стеной. Солнце стояло в зените. Голубело ослепительное чистое небо. Воздух был недвижим. Впереди блестело небольшое озеро. Прихотливо извиваясь среди лугов и рощ, тек ручей.
Кони и скот разбрелись по лугу. Они, аппетитно похрустывая, щипали сочную густую траву. Вещий с лаем бросился в ближнюю рощицу. Оттуда выскочила стайка коз. Увидя нас, козы замерли на миг и вдруг стремительно бросились в сторону. Прогремел выстрел. Одна козочка упала. Ружье в руках отца дымилось.
— Хороший выстрел! — похвалил Рисней.
К убитой козочке быстро семенил, несмотря на полноту, Фома Кузьмич.
— Ну, жарким угощу вас сегодня на славу! — радовался повар, возвращаясь с добычей. — Милости прошу к нашему шалашу!
— Какая красивая! Зачем ее убили? — вздыхала Люба, печально смотря на недвижную козочку, готовая заплакать.
Козочка была величиной с овечку, рыжеватой масти, круторогая, с тонкими стройными ножками.
— Мы поймаем тебе живую козочку, — успокоил дочку отец, — а с этой снимем шкурку, сделаем тебе коврик.