Очередной раз проезжая по Берлину, водитель автобуса, по просьбе Рольфа, притормозил.
- Прочитайте название улицы.
На табличке по-немецки значилось: Сталин штрассе.
Так просто, невзначай, немец научил нас настоящему патриотизму!
Еще впереди Александр-плац. Русская деревня посредине Германии, Потсдам*...
Но и другое. В Эрфурте Антонина тихо, на ухо перевела мне то, что не решился сказать официальный переводчик. Начальник управления полиции, приветствуя гостей и говоря много теплых слов о дружбе народов, неожиданно набрался смелости и высказался прямо: "Однако мы не уверены в политическом руководстве вашей страны и в том, что Горбачев нас не предаст"*...
А мы сами уверены?
Вспомнился анекдот, рассказанный товарищем как раз перед отъездом.
Журналисты спрашивают Горбачева:
- Как вы думаете, какое будущее ждет СССР через пять лет?
- Да, вы что?! Я не знаю, какое через пять лет, будет наше прошлое!..
И другой, поведанный мне знакомым КГБ-шником:
-Что будет после перестройки?
-Перестрелка!
- А потом?
- Перекличка.
Эпизод с начальником местной полиции, в Эрфурте, я с горечью вспомню год спустя, когда по радио будут идти репортажи о политическом кризисе в Берлине. "Цивилизованная" толпа будет громить штаб-квартиру МГБ ГДР, разбрасывая дела агентуры и картотеки, а полиция исчезнет с улиц, военные переоденутся в гражданское... Когда демократический запад, с нашей же помощью, устроит охоту на ведьм - суды над Эрихом Хонекером, Маркусом Вольфом и другими... А потом Федеральный конституционный суд стыдливо признает, что ФРГ не имеет права применять свои законы для преследования граждан присоединенной ГДР. Признает, но по факту на долгие годы восточных немцев сделаются низшей расой - изгоями, внутренними мигрантами. Стыдно. Теперь мне всегда стыдно смотреть
немцам в глаза. Хотя не все так просто было и там...
Спустя годы, один из наших легализовавшихся разведчиков расскажет мне, что многие сотрудники разведки ГДР накануне бежали на Кубу и в ЮАР - где у них были крепкие позиции, предварительно конечно прихватив и свои дела. Так, что возможно, кому-то было нужно, чтобы секретные дела летали по улицам и полиция не вмешивалась. Но, за этими бумагами были люди - люди доверившие государству свои судьбы, государству, которое по факту их предало...
Воспоминания. Воспоминания... А сон все не идет, мысли далеко в прошлом. Почему они не дают мне вернуться, в реальность наступающего дня к полету в Москву?
Помнишь ли, Тоня, наш первый поцелуй? Помнишь ли розовое платье в подарок? Танцы в кафе? А мою выходку, когда в ответ на незлобные подшучивания окружающих, по поводу наших отношений, я просто подхватил тебя на руки и унес в номер гостиницы? Вслед был слышен только град аплодисментов! Нежно положив тебя на кровать, я спросил:
- Не слишком ли?
- Все здорово! Только теперь надо сразу вернуться, иначе подумают плохо! И мы вернулись, так же как и ушли - под гром аплодисментов!
"Концум"*, где английские и американские солдаты, одетые в парадную форму, выбирали покупки, и я, не желающий от них отстать, советский офицер милиции, с помощью очень любезной и внимательной фрау-продавца, по ее подсказке, подобрал себе шикарный и дорогой костюм в нагрузку к массе ранее купленных детских вещей и женской обуви, с которой в России, увы так плохо. Впереди было так много...
Мои слезы, накатившие в автобусе, несущемся по автобану назад к Берлину. Боль и слезы от чувства невероятной раздвоенности между близкими и любимыми мной людьми. Лишь теплое и доброе участие Тони в этот миг было моим спасением. Впереди и слезы самой Антонины, отталкивающей меня и просящей навсегда все позабыть, в тот момент,
когда за окном поезда уже мелькали первые кварталы Краснодара. И вокзал - площадь пересечения наших дорог к дому.
Я стоял возле ее автобуса на Геленджик почти час, до самого его отправления. Она сидела в кресле и смотрела, как плавился этот "стойкий оловянный солдатик", а в последний миг написала на запотевшем стекле:
-"Ты приедешь?"
"Да! Да! И еще раз да!"
Я приехал в ее мир. В мир набегающих на берег морских волн, субтропических растений и вечной весны. Мир малых и больших семейных забот и радостей. В мир, где впервые осознал, что вся жизнь могла сложиться совсем иначе. Два месяца каждое воскресенье или суббота были посвящены ей, и мы были счастливы вопреки судьбе...
Как много действительно общего нашлось у нас, как часто понимали мы друг друга, не говоря ни слова. Но, ничто не вечно. Судьба не хотела дать ни дня больше. Наступили месяцы затяжных, серых дождей, однако и они не могли стереть этот след в моем сердце.
Мы расстались ради спокойствия и благополучия своих близких, но и в разлуке две родственные души чувствовали и понимали истинный смысл этой неожиданной встречи.
Усталость и сон, наконец, прервали мои воспоминания.
Глава 3. Николай
Раннее утро. Краснодарский аэропорт полупустой. Новый и чистый зал ожидания. Хорошие кресла. Постаревшее Внуково посрамлено. Наш-то, хотя и не до конца отремонтированный, а лучше, удобнее и роднее. Не видно ни грязи, ни нищих, ни стреляющих глазами охотников до чужих вещей. Милиционеры и те аккуратнее. Слава богу, все быстро.
Вдруг внизу равнина моря
показалась лишь на миг,
И со встречным ветром споря,
лайнер снова высь постиг.
Сквозь прозрачные туманы
он унес за облака
В строгий холод океана,
часть далекого мирка,
А затем упал, как камень
в бесконечный, снежный мир,
Разрисованный, как карта,
в перемешанный пунктир,
И скользя по легкой глади,
умеряя прежний пыл,
Словно вниз, по эстакаде,
он скатился и застыл!
Ищу встречающего. Может, и нет его? Не особо и ждут?
Мужчина лет сорока, с явными милицейскими манерами, выскользнул
из толпы и сказал: "Вы Сергей". Отпираться, смысла нет. Едем мимо "Третьего кольца", на "Жигулях". Водитель лихой, но сразу видно - опытный.
Потом узнаю - бывший ГРУшник* - этим за рюмкой коньяка, в день его рождения, поделится Николай. Но, это потом...
Не впечатляет Москва. Не впечатляет. Не то, что несколько лет назад.