– Что они и сделали… – проговорила я шепотом. Мне не хотелось верить, что такое возможно.
Лиам нахмурился и протер глаза, словно прогоняя ужасные видения.
– Просто Кэмпбеллы воспользовались ситуацией, – сказал он и тут же уточнил: – Бредалбэйн воспользовался ситуацией. И Гленлайон, этот гнусный пропойца, тоже. Он давно пропил все свои мозги. Он спустил все свое состояние на выпивку и азартные игры. Он и по сей день – лэрд Гленлайона, но у него больше ничего не осталось, кроме семейного поместья Честхилл. Остальные земли долины Гленлайон перешли в руки маркизу Мюррею из Атолла, его заклятому врагу. Сыновьям Гленлайона теперь приходится платить маркизу арендную плату.
– А за что Кэмпбеллы так на вас разозлились?
Лиам привстал на локтях и пошевелил ногами. Невеселая улыбка едва тронула его губы.
– За то, что мы – Макдональды, – ответил он кратко.
– А еще почему?
– Потому что мы воровали скотину на землях Гленлайона и Бредалбэйна. Потому что мы – католики, а они – протестанты. Потому что мы презираем их сюзерена, а они – нашего. Трудно выбрать одну, главную, причину. Наши кланы ненавидят друг друга уже несколько столетий, из-за этой вражды пролилось много крови. Кэмпбеллы забыли, что они – хайлендеры, что было время, когда и они защищали интересы нашей родины против sassannachs. Сегодня они – «глаза и уши» правительства на наших землях. Они живут и одеваются, как sassannachs. А для нас это неприемлемо.
Я немного подумала, прежде чем сказать:
– Все это очень сложно, надо признать…
– Мы-то как раз люди очень простые, mo maiseag, – произнес Лиам полушутя-полусерьезно. – Но ты права, человеку постороннему наша история действительно должна казаться запутанной. Здесь, в Хайленде, каждый клан занимается своими делами и вмешивается в чужие только тогда, когда задеты его интересы. Но sassannachs никак не желают оставить нас в покое. Они презирают нас и вот уже много веков пытаются подчинить себе. Но мы не рабы и не вьючные животные, мы не «дикари» и «варвары», как им нравится называть нас. Здесь, в Хайленде, жизнь трудна и, с их точки зрения, примитивна, но так жили наши предки, и нам это нравится. Манеры у нас, надо признать, не утонченные, но разве это превращает нас в грубиянов, которые не умеют вести себя в обществе? На самом деле их пугает пыл, с которым мы защищаем то, что для нас дорого. И только благодаря нашему боевому духу мы до сих пор живем на своей земле. Они украли у нас нашего короля, теперь они хотят украсть нашу веру. В итоге, я думаю, sassannachs рассчитывают превратить нас в таких же выродков, как и они сами. Они могут забрать у нас наши пожитки, наши земли и даже нашу самобытность, но никогда не получат нашу душу. Даже в изгнании мы останемся хайлендерами. Ты понимаешь, Кейтлин?
– Да, – прошептала я, вспоминая ту жуткую ночь в поместье Даннинга.
Они могут забрать у нас все, кроме нашей души… Душа – единственное, что у меня осталось, и я не позволила ее отнять.
Тягостное молчание обрушилось на нас, словно свинцовый колпак. Каждый вспоминал о своих горестях, тонул в собственных воспоминаниях. В небе пронзительно закричал сокол. Он кружил над долиной в поисках добычи. Лиам, запустив пальцы в волосы, какое-то время наблюдал за птицей, описывающей круги в голубом небе. Потом заговорил снова:
– Многие решили не возвращаться и остались в кланах, которые их приютили. Джону вернули земли, когда он пообещал, что принесет присягу Георгу и не будет пытаться отомстить за погибших. Его брат Аласдар с женой Сарой, которая приходится лэрду Гленлайона племянницей, до сих пор живут в Лохабере, у Макдональдов из Кеппоха.
– А ты? Почему ты решил вернуться?
Лиам передернул плечами и посмотрел мне в глаза.
– Не знаю. Никогда не задавался этим вопросом, – ответил он неуверенно. – Наверное, потому что здесь – мой дом. Я тут родился, это земля моего отца, моего деда, прадеда… А может, еще и потому, чтобы быть поближе к тем, кого я потерял и кто никогда не вернется – к моему отцу и сестре Джинни. Они умерли тем утром. Отца убили выстрелом в голову, а Джинни… Солдаты изнасиловали ее. Сестре удалось бежать, но ей не хватило сил добраться до пещеры. Она уже шесть месяцев носила ребенка, и по дороге у нее случился выкидыш. Она умерла, истекая кровью…
Он закрыл глаза.
– Она вообще не должна была здесь находиться. Ее муж, Адам Кэмерон, уехал в Эдинбург, а тут как раз случилась оттепель, и Джинни решила проведать нас, несмотря на то что была беременна. Не нужно было ей приезжать… Она была всего на год моложе меня, и мы очень любили друг друга.
Я оборвала все травинки вокруг себя, слушая этот печальный рассказ. Лиам снова лег на спину, заложил руки за голову и закрыл глаза. Взгляд мой скользнул по его лицу и устремился на восток, туда, где находились пустующие земли долины. Я попыталась представить себе, как они выглядели до того побоища. Рассыпанные по долине архаичные каменные дома с крышами, покрытыми сухим вереском, в окружении холмов… Над домами вьются ниточки дыма из растопленных торфом очагов… Сколько семей Макдональдов проживало в долине в то время? И сколько их живет здесь теперь?