— Чего ему? — просунула дьяконица в дверь красное от печки лицо. — Вон крышка-то, не видишь?..
Нашел дьякон хронику. Хитро сощурился весь, — благодушествует: откусит пышки, сладким чаем с молоком запьет, в хронику уставится жующим ртом. Во всей газетине только хронику да судебный отдел читает. «ЕЩЕ О ТАИНСТВЕННОМ ГРАБИТЕЛЕ» — интересно, черт!..
Залился дьякон благодушным рокотком… и вдруг откуда-то холодком на душу пахнуло…
— Ах да, милиционер!.. Чтоб его!.. Надо было ему заворочаться… Спал бы себе, дурень, дурень!..
Однако в комнате будто темнее стало. Или, может быть, это приглушенный самовар перестал плеваться?.. Просунулась голова дьяконицы в дверь:
— Вась, а Вась! Спрашивают тебя там…
— Кто б это? Раненько что-то. Ну-ка?..
Письмо было весьма лаконично и не про всякого писано, но дьякон-то понял: стряслась беда… кто-то проник в тайну детрюита.
Забыл дьякон чай, забыл пышки, хронику… Даже свою фамилию забыл…
Побледнел и осунулся за одну минуту, будто в тифу три недели провалялся.
— М…мать… ну-ка?… мне ли это?..
Дьяконица — руками в тесте — конверт взяла и письмо. Взглянув на конверт, беспрекословно решила:
— Тебе!
Развернула письмо, и:
— Ах!!..
«К 10 часам утра сего дня вы должны прийти на Арбатскую площадь, дом № 5, кв. члена английской делегации мистера Уэсса, дело идет о ювелирном магазине и о вашей жизни. Если не придете, все пропало.
— Милые, да что же это?.. — захныкала дьяконица, заметалась. — Иди, иди, Василий!!.. Слышь, иди! Сейчас же иди!.. О, господи! Пропала моя головушка…
Сбросила с себя браслет, перстень. Сережки трясущимися руками из ушей вынула, — об пол… Потом одумалась:
— Куда девать? О, господи!..
Подобрала с пола, зажала в кулак. Заметалась — куда девать?.. В спальню сунулась — под перину? Нет… В умывальник?
— Нет, нет, нет… О, господи…
На погреб побежала, побелевшими губами шепча бо-знать-что…
А у дьякона в животе заурчало, заныло, — скрючило, как от холеры… Понесся и дьякон куда-то, «Известиями» размахивая бестолково…
За полчаса до девяти сидел Василий Васильевич Ипос-тасин, он же — дьякон-расстрига, в приемной английского делегата.
Мистер Уэсс приехал ровно в десять. Кинул строгий взгляд на гостя. Спросил, ровно камнем о чугун лязгнул:
— Гражданин Ипостасин?
Вскочил дьякон:
— Так точно-с!..
Никогда на военной службе не был, а здесь:
— Так точно-с!..
Усмехнулся англичанин в рыжий, жесткий ус. Сразу понял, с кем дело имеет.
— Пожалуйста.
И с места в карьер:
— Английское правительство покупает у вас ваше изобретение и приглашает вас на постоянную службу… Ваши условия? — И опять жестко усмехнулся.
Вздумал было дьякон отпереться: и знать он ничего не знает, и ведать не ведает, и ни о каком изобретении даже не слыхивал… Ему вообще странно, что за письмо и т. д. и т. д. Англичанин сурово прослушал, глядя на часы… Как золотые, зачеканил, стал ронять полновесные слова, взглядом пронзая беспокойную правую руку дьякона.
— Положите ваши руки на колени… Так. Не вздумайте употребить сейчас своего смертоносного оружия. Я не милиционер… и вы так легко не отделаетесь.
Белее снега сделался дьякон.
— Весь материал: об ограблении ювелирного магазина, об убийстве и других ваших милых проделках — находится сейчас у нашего представителя. В случае моей внезапной смерти, этот материал будет немедленно вскрыт и пущен в дело… У вас один выход: согласиться на наши предложения и покинуть Россию. Если вы не дадите согласия или окажете — вот сейчас — сопротивление, рано или поздно вы пропали. Говорите ваши условия, пока я не предложил вам своих — категорических и окончательных.
Чеканная речь англичанина подействовала, как холодный душ. Дьякон пришел в себя; вскочил неистово:
— Это шантаж!.. Вы наговариваете на меня напраслину!.. У меня нет никакого изобретения! Я не знаю никаких милиционеров и ювелирных магазинов!.. В конце концов, — дайте доказательства!..
— До-ка-за-тель-ства? — протянул англичанин. — Это — другое дело. С этого нужно было начать. Они у меня есть, но я боюсь, что, завидев их, вы рискнете на неосторожный поступок… Даю голову на отсечение: ваше смертоносное оружие при вас. — И вдруг, конфиденциально склонившись, он добавил вкрадчиво: — Давайте-ка говорить спокойней и без фокусов…
— Давайте, давайте, ну-ка?..
Англичанин посмотрел на часы и заворковал совсем миролюбиво:
— Дайте мне, друг мой, слово, что, при виде доказательств, вы не станете делать попыток убить меня. Моя смерть равносильна вашей гибели… Дайте мне это слово…