Сразу вспомнил, как учили в училище преодолевать малозаметное препятствие (МЗП). Накинуть шинель или плащ-палатку и перебегать. Знаю, что эта проволока крепится на низенькие колышки, нащупал, выдернул. Сзади подползли партизаны. Одному даю кол и говорю: «Подними повыше! Попробуй, фриц, попади в руку». Где-то напротив должен быть другой колышек. Пополз под проволоку, за мной второй партизан движениями вытянутой кверху руки отдирал проволоку, цеплявшуюся за мою скатку (через плечо у меня висела плащ-палатка в скатке). Нащупал второй колышек на противоположной стороне МЗП, выдернул и поднял вверх, передал ползущему следом партизану, а он его тоже поднял, и отряд пополз под проволоку. Я же подполз к р. Полисть, через которую было переброшено толстое бревно — по нему можно вполне ходить. Но сил нет, равновесие не могу держать. Встал на четвереньки и потихоньку переполз на другую сторону. Немцы стрелять перестали. Вышел на берег, куда ни пойду — всюду речка. Попал в излучину, осторожно шагнул и чувствую: нога задела нить мины натяжного действия. Нагибаюсь, рассматриваю — оказывается, хмель. Сразу смело шагнул и очутился на тропе. Немного прошел и наткнулся на дзот с пулеметом.
Тихо-тихо подошел вплотную ко входу, из него высовывается голова в нашей каске. Я что есть силы зажал эту голову руками и спрашиваю: «Русский?» Отвечает: «Русский!» Я опять спрашиваю: «Свой?» Отвечает: «Свой!» Я его голову отпустил — это был пожилой боец. Объяснил обстановку, спросил, где командир роты, и пошел к нему.
К этому времени подошел весь наш отряд, и мы направились по ходу сообщения. Вот так и вышли в ночь с 23 на 24 июля 1942 г. в д. Любино Поле на участке 59-й армии. Идем, пехота сует в наши руки сухари, табак — все, что есть под рукой. Зубы не кусают, отвыкли. Еле-еле грызем сухари и хлеб и курим махру. Сами дают хлеб и сами уговаривают: «Ребята! Не ешьте, умрете!» Какое там! Жуем. Посчитали своих: из 18 человек троих убило, один боец и один партизан пропали без вести, семь человек вытащили ранеными, в том числе Николая Каргинова и его командира батареи 1002-го полка. А старшине отряда выбило один глаз, тоже живым остался. Не раненными вышли пять партизан, а от 305-й сд — один я. Подошел к раненым поговорить. Довольны, что я невредим, говорят: «Молодец, Сашка!» Какое там молодец! Повезло, и все тут. Отвели нас в баню, и мне стало плохо. Пошла пена изо рта, очень хотелось пить. Услышал голос командира: «Не давать пить, умрет!» — и потерял сознание.
Утром проснулся, вроде ничего. Над костром снял свою рубашку, чтобы избавиться от насекомых. Подошедший партизан-одессит сказал: «Саш, смотри-ка, где пуля у тебя прошла!» Входное и выходное отверстия под мышкой нижней рубахи. Надо же! И не задела тела. Потом в штабе полка, на территорию которого мы вышли, нанесли на карту все огневые точки противника, обнаруженные нами, в том числе и артиллерийскую батарею.
Увезли нас в штаб 59-й армии, помыли в самодельной бане, где я снова потерял сознание, затем уснул, а проснулся — и ничего не болит.
19 августа 1942 г. я принял 5-ю батарею 608-го артполка 165-й сд. И хотя не мог самостоятельно сесть верхом и вообще ходить, но пошел воевать, и мой НП был в Теремце-Курляндском за Мясным Бором. Встретил я в 165-й сд одного лейтенанта, командира взвода 45-миллиметровых пушек, который был в 1002-м сп. Он мне сказал, что майор Смирнов снял с обороны полк и увел на прорыв, что в момент прорыва сердце майора не выдержало и он умер. Полк прорвался и вышел к своим.
Восстановить картину прошлого мне помогло одно из моих объяснений, которое я писал 22 апреля 1945 г., когда 165-я сд переподчинялась другой армии. Это объяснение я изъял из своего личного дела по совету полкового уполномоченного СМЕРШа. Он мне сказал: «Поверь моему опыту, тебя сживут со света, если ты скажешь, что был в окружении». Впоследствии оказалось, что он был прав. Ведь много лет жила ложь о добровольном переходе 2-й ударной в плен к немцам. Надеюсь, что эта книга расскажет правду о трудной судьбе воинов 2-й УА.