Тяжело ранило фельдшера Юлю Дзюба, выносившую раненых: ей пришлось ампутировать ногу. Ждали самолета с Большой земли. Все приготовили письма родным. Наш отряд выделили охранять импровизированный аэродром. Я тоже лежала в цепи и видела, как приземлился родной У-2. Он привез оружие, медикаменты, газеты, забрал Юлю и почту.
Бригада «Советская Беларусь», куда входил наш отряд, постоянно меняла место расположения. Зиму 1943/44 г. мы стояли в разбитой деревне Свентица Ивацевичевского района Брестской области. Раненых размещали на хуторах. Я ходила делать им перевязки и заразилась сыпным тифом, свирепствовавшим среди населения. Заболели и партизаны, особенно тяжело Гриша Цыбуля, у которого тиф осложнился крупозным воспалением легких. Я сопровождала его на аэродром, а ребята несли на носилках четыре километра.
Настал вечер, а самолетов все нет. Послышится гул — разожгут костры, а самолеты оказываются немецкими, и раздается команда: «Немедленно потушить!» И так несколько раз. Наконец дождались: сели две наших «уточки». Нуждающихся в отправке было много, и мне с большим трудом удалось посадить Гришу.
Перед соединением с частями Красной Армии была настоящая «варфоломеевская ночь». Тогда все отряды Белоруссии вышли на рельсовую войну. Нашему отряду выделили участок Лунинской железной дороги. Нас погрузили в лодки, и мы поплыли через большое озеро, заросшее камышом. Местные подростки гребли баграми и переправляли отряд до ночи. Всю ночь мы шли пешком и к утру достигли железной дороги. Кругом раздавались взрывы: другие отряды уже подрывали пути. Настал и наш черед. Все рассыпались вдоль дороги, уложили толовые шашки, как вдруг охрана открыла ураганный огонь из станкового пулемета. Мы успели поджечь шнуры и отойти в лес. За нами гремели взрывы, а впереди была деревня, занятая немцами. Состоялся тяжелый бой. Деревню удалось отбить, но потери были большие. Мы опять хоронили убитых, обрабатывали раненых. Жители несли соломенные матрацы и подушки, молоко, материю на бинты. Мы отправили раненых в лагерь, а сами вернулись к железной дороге, где снова был бой, в результате которого партизаны соединились с регулярными частями Красной Армии. Вскоре отряд расформировали. Молодежь ушла в действующую армию, а тех, кто воевал с первых дней войны, определили на работу в освобожденные районы Белоруссии.
А. П. Кургашева,
старший лейтенант медслужбы в отставке,
бывш. операционная медсестра 16-й орму
А. П. Брынских
Дороги на болотах
До войны я работал бригадиром на Михайловской бумажной фабрике. Из-за слепоты на левый глаз (после травмы, полученной в детстве) считался белобилетником. В феврале 1942 г. на фронте понадобились плотники для строительства дороге деревянным покрытием. И я, вместе со своими земляками-уральцами, был зачислен в 174-й дорожный батальон. На Волховский фронт мы прибыли в марте, в очень тяжелое для наших войск время. 19 марта немцы перекрыли «коридор», связывающий 2-ю ударную армию с фронтовым тылом. Почти полностью прекратилась поставка продовольствия и боеприпасов. После тяжелых боев «коридор» опять был пробит, но снабжение армии затруднялось весенней распутицей. Дороги пришли в негодность, и лошади вязли в болотной трясине. Бойцам пришлось на себе доставлять снаряды и продукты.
Перед дорожниками была поставлена задача — срочно проложить дороги, и для этого в прорыв были введены две роты нашего батальона.
Началась напряженная жизнь. С наступлением сумерек бойцы батальона выходили на работу. Вручную валили лес, на себе выносили к дороге. Проложив бревна через топи, укладывали на них деревянные настилы. Ни тракторов, ни другой техники у нас не было. Лишь пила, топор да собственные руки. На счастье, народ в ротах подобрался умелый — все больше пожилые крестьяне. Без сноровки в нашем деле никак нельзя: крепежного материала не было и в помине. Вот и придумывали плотники всевозможные «замки» и «врубки», чтобы без единого гвоздя «лежневка» выдерживала многотонный груз.
Работать приходилось исключительно по ночам. Днем над нашими позициями постоянно висела «рама» — немецкий самолет-корректировщик. По его сообщениям и сигналам в любую минуту мог начаться обстрел или бомбежка. Не успел уйти с трассы — беги в лес, вжимайся в землю, прикрывая голову лопатой: касок нам, нестроевикам, не полагалось. Как бы низко ни летел самолет — подбить его было нечем. Оружия нам тоже не полагалось. Нас так и прозвали: «солдаты без оружия». Скольких людей мы недосчитывались после каждого налета! И скольких метров дорог… Бывало, одна бомбежка начисто сметала сработанное за неделю.