Закрытия «коридора» следовали одно за другим. В шестой раз, 30 мая, горловина захлопнулась намертво. Наша узкоколейка была окончательно разрушена. По ней уже было невозможно ни подвезти ничего, ни вывезти раненых. Месяц мы находились в полном окружении. 23 июня штаб армии издал приказ прорываться к своим.
На рассвете 24-го все, кто мог двигаться, вышли на настильную дорогу и двинулись к Мясному Бору. Немец подпустил колонну очень близко, после чего начался сильнейший артобстрел. Нам пришлось наступать ближе к Дровяному Полю. Выйти удалось немногим.
«Стратегический успех» Верховного командования был таков, что и спустя полвека мы все еще хороним безвестных героев Любанской операции.
Л. И. Бурмистров,
майор в отставке,
бывш. разведчик 448-го ап
И. А. Лешуков
Я не вышел из Мясного Бора…
До войны я работал учителем в школе поселка Павы. 10 июня 1941 г. призвали на военные сборы в Псков. Там и захватила война.
Стал я младшим лейтенантом, командиром взвода аэродромного обслуживания. Наш 56-й бао обеспечивал полеты истребительной авиации. Первый бой над аэродромом в деревне Рожкополье наши летчики приняли уже 22 июня. Мы — аэродромная обслуга — с тревогой следили за воздушным сражением. Силы были неравными — вражеские «мессершмитты» наседали со всех сторон. Хорошие машины, ничего не скажешь: обладали значительно большей скоростью, чем наши И-16. Ребятам приходилось туго, и тогда лейтенант Здоровцев пошел на таран… Насколько я знаю, это был первый таран в истории войны. Жуткая, отчаянная штука: летчик ведь идет на верную смерть. Через несколько дней подвиг Здоровцева повторил Миша Жуков и тоже погиб.
Всем известно, как стремительно наступали немцы в начале войны. Мы отходили все дальше на восток. Дно, Тайцы, Большой Двор… Под Тихвином из аэродромной обслуги сформировали стрелковый взвод. Вооружили, чем могли, и придали пехоте, оборонявшей Тихвин. Спустя два дня возвратился один солдат. «Дезертир!» — закричал на него комроты. «Да я один в живых остался, — отвечал солдат. — Командира разорвало в клочья снарядом, и всех остальных поубивало…»
Дали мне после этого машину — трехтонку, троих солдат и послали за Череповец готовить площадку для нового аэродрома. Добрались мы до Бабаева и занялись подготовкой летного поля. Вскоре по железной дороге прибыли платформы с авиабомбами. Но 8 декабря — радость: наши войска освободили Тихвин. Враг был остановлен! Мы вернулись в Большой Двор, но здесь подстерегала неожиданность — 56-й бао расформировывался: после тихвинской операции самолетов осталось мало.
Нас всех направили в пехоту. Я получил назначение во вновь образованную 2-ю ударную армию. Так в январе 42-го началась моя одиссея — участие в Любанской операции. Расскажу о ней лишь то, чему сам был свидетелем и очевидцем.
Добрался я на перекладных до Малой Вишеры. Расспросил, где находится отдел кадров 2-й ударной. Указали мне дорогу к Волхову. Иду пешком, мороз подгоняет. Едет полуторка. Остановил, прошу подвезти. Шофер предупреждает: «Учти, ездим под постоянным контролем немецкой авиации». — «Ну что ж, — говорю, — как все, так и я…»
Сел я в машину, но не успели мы тронуться — налетели «мессершмитты» и давай строчить из пулеметов. Шофер мой успел выскочить и спрятаться в канаве, а у меня дверцу заело. Пригнулся — пулеметная очередь по кабине. Спинку сиденья изрешетило, мне в валенок угодило — ничего, только пальцы задело. Немцы отстрелялись и улетели. Но машина наша ни с места — в мотор попали. Распрощался я с шофером и потопал дальше пешком. Отыскал в лесу, в землянке, отдел кадров, получил назначение в 57-ю бригаду командиром транспортного взвода 2-го батальона.
Было это в конце января. Наши войска уже перешли Волхов и прорвали вражескую оборону на западном берегу в районе Мясного Бора. Разыскал штаб бригады, располагавшийся в Новой Деревне. Мне говорят: «2-й батальон наступает на Спасскую Полисть. Надо обеспечить подвоз боеприпасов и продовольствия, эвакуацию раненых».
Нашел я свой батальон и застал такую картину. Личный состав выстроен на поляне. Выводят помощника комбата и зачитывают приказ: «За необеспечение наступления — к расстрелу!» И тут же приводят приговор в исполнение.
Доложил я о прибытии, а начальник особого отдела и говорит: «Вот вам и помкомбата».
Так началась новая служба. Каждый день батальон наступал на Спасскую Полисть, и все безрезультатно. Не такая уж это большая деревня, но взять ее за полгода нам не удалось. Немец сидел в Спасской Полисти с августа 1941 г. и успел превратить ее в неприступную крепость. В избах все углы срублены и пулеметы торчат. На церковной крыше установлены шестиствольные минометы. А у нас всей артиллерии — один танк с 45-миллиметровой пушкой. Стреляют по церкви, но все без толку: снаряды, как горох, от стен отскакивают… Один раз дала залп «катюша». Перелет — церковь осталась невредимой.